Нина Роса - Что значит поцелуй?

Когда она поднялась к себе после неудавшегося нападения на противных близнецов, на столе ее ждала спешно нацарапанная записка.

«Под любым предлогом задержитесь в поместье. Т .»

Ей не был знаком почерк Тени, раньше им не приходилось обмениваться письменными посланиями. Пусть даже это безобразно нацарапанная записка была написана кем-то по его просьбе, проигнорировать приказ она не могла.

Получается, что, участвуя в акте отмщения, она сама по неведению усложнила себе задачу. После происшествия в холле будет сложно наладить отношения с маркизом и его матерью. Над этим стоило как следует подумать.

За размышлениями прошло два дня. Она по-прежнему оставалась в доме маркиза, но и только…

Тень больше не проявлял себя. К вдовствующей маркизе было не подступиться из-за какой-то дурацкой статуи на которую чуть ли не плащи вешали. Маркиз почти не показывался гостям на глаза. Выдумывать предлоги, чтобы задержаться в поместье, становилось все сложнее. В сердце красавицы поселилась досада. А это такое навязчивое чувство, зуд от которого можно снять, только совершив какие-нибудь дурости, чаще всего вредные… но если хорошенько подумать… и постараться…

На ум сразу пришло несколько заманчивых идей.

Восторг Луки, раз пять уже пересказавшего сестре разговор с маркизом, убивал Виолу. Брат не понимал, отчего сестрица такая мрачная. Это ему впору было грустить: удивительная крыса пропала с концами. Должно быть, удрала из особняка, сверкая лапками. Неблагодарная! Даже волшебная сеть ЭТОГО не помогла. Все остальное, но мнению Луки, обстояло прекрасней некуда.

Виола знала, что все с точностью до наоборот. Ее вина и беда, что признаться брату в своих странных чувствах к опекуну, в отношении к поместью, ко всей сумасшедшей ситуации, в которой они очутились, девушка не могла даже под страхом смерти.

Любое упоминание о маркизе заставляло ее сердце пускаться вскачь. Виола чувствовала себя новорожденным жеребенком, отбившимся от табуна и заплутавшим в вечернем тумане. Рядом не было ни одного опытного человека, который мог бы раскрыть ей глаза и одним словом назвать то чувство, которое рождало целую гамму душевных метаний: от охватившей девушку неуверенности, через мгновение сменявшейся безумной надеждой, заканчивающейся, в свою очередь, падением в пропасть мрачных предчувствий, до полного разочарования в себе и в других… вернее, в другом…

Маркиз как чувствовал, что подопечной больно его видеть, и лишний раз не показывался на глаза. А ведь она, позабыв гордость, искала с ним встречи.

Все напрасно.

Ей ни разу не удалось застать его одного.

Лорд Каларон много разъезжал.

По мере того как бывшие невесты поодиночке покидали «Олений бор», в поместье все чаще появлялись незнакомые люди. В основном мужчины.

Лука как-то увязался за одним из них, но быстро потерял из виду, а потом долго рассказывал, как сложно оказалось уследить за гостем. И это было странно, так как особняк и окрестности Лука изучил как свои пять пальцев.

Вдовствующая маркиза подчеркнуто игнорировала близнецов. Похоже, она так до конца и не поверила, что в повреждении статуи не было их вины. Виоле и самой очень нравилась мраморная дева. Она напоминала о доме, о покойном отце, о море…

Чтобы разобраться в своих чувствах, Виола стала часто прятаться на чердаке конюшни. Для этого была еще одна причина: так она могла хоть на короткое время оказаться ближе к опекуну. Девушка слышала, как он разговаривает со своим вороным, когда возвращается из поездок. В такие минуты голос Андэра, становился невероятно теплым и добрым. Он так забавно подшучивал над Свободолюбивым, что у притаившейся наверху девушки таяло сердце. Виола завидовала вороному до боли в прокушенной губе. Но ни разу так и не рискнула показаться маркизу на глаза.

Как ни горько было признать это, но зеленоглазый лорд-мошенник избегал ее.

Сидя в одиночестве на тонком слое соломы, вдыхая запах трав и лошадей, Виола неизменно, сама не замечая этого, извлекала заветный кожаный мешочек и читала наговор, чтобы через мгновение сжать в ладони волшебную жемчужину. Только подарок матери на какое-то время мог утешить ее истерзанную душу. Касаясь прохладной и чуть шероховатой поверхности драгоценного дара моря, Виола словно погружалась в удивительное спокойствие, которое моряки называют «глазом бури» — безопасное и безветренное место, окруженное со всех сторон ревущей и бушующей стихией.

Маркиз Каларон не был так спокоен, как хотел показать окружающим. Даже присутствие Аргана раздражало его, старавшегося скрыть от друга, в каком душевном смятении он находится последние дни.

И когда только маленькая серебристая лисичка с чудными глазами успела пробраться в его сердце? Подобралась ближе, очаровала и выпотрошила душу, вытащив на свет то, что он все эти годы с успехом скрывал ото всех, в том числе от себя, — ту пустоту, которую он так удачно прятал за различными масками, надетыми по собственной воле или же по долгу службы.

Как ни странно, но жизнь его отравило чувство, которым восторгаются поэты и грезят все живые существа: Андэру не повезло родиться в семье, в которой властвовала Любовь — чувство невероятной силы. К сожалению, направленное только на одного человека. Женщину. Белинду Фалиэтту Цверт, в замужестве Каларон. Никогда сыну и наследнику маркиза не довелось увидеть в устремленных на него глазах отца хотя бы искру такого же чувства. Маркиз Каларон, безусловно, заботился о сыне, уделял время его воспитанию, но не любил. Всю свою страсть без остатка он израсходовал на жену, которую боготворил.

Мальчиком Андэр чувствовал себя лишним. Это ощущение усилилось, когда юный граф Мильро — такой титул Андэр получил при рождении, достиг школьного возраста. В один день родители отослали юного наследника в закрытую школу на севере империи, даже не попрощавшись. После этого Андэр лишь изредка видел родителей на каникулах, когда возвращался в поместье. Основную часть времени чета Каларон предпочитала проводить в столице, где Белинда могла сверкать в высшем обществе, к удовольствию своего несколько тщеславного супруга, хваставшего перед другими красавицей-женой.

В «Оленьем бору» все тоже вращалось вокруг прекрасной маркизы. Начиная с драгоценной статуи, изображавшей юную Белинду, заканчивая портретами матушки, на которые можно было наткнуться в каждой комнате особняка. Такой чести избежали разве что чуланы да конюшня, в которой Андэр и предпочитал проводить большую часть времени.

Видит небо, если бы не лошади, юный граф во сто крат сильнее скучал бы по неприветливому «Орлиному приюту». Страшная школа даже казалась привлекательной, так как там у Андэра появился друг. Дылда не раз и не два вступался за более субтильного товарища, впрочем, как и он за него. Рассвирепев, Андэр забывал про страх и мог выйти против десятка обидчиков.