Наталья Чернышева - Снежных полей саламандры [СИ]

Под ноги падали тревожные отсветы пожара, за спиной раздавался топот и гневные выкрики:

— Стой! Сто-ой, сука!

Сейчас, как же. Остановись, и — погибнешь. Разорвут живьём в клочья. Надо бежать, бежать, несмотря на сбивающееся дыхание и противное колотьё в боку. Не привыкла бегать долго и много, не могла представить себе, что однажды от умения бегать будет зависеть жизнь. Хотя, по обрывкам долетавших до сознания в последние дни разговоров, вполне можно было сложить два и два, догадаться, к чему всё катится…

Ветер сыпанул в лицо мелким осенним дождём. Нога поехала на скользкой дорожке, и элановое покрытие, облепленное облетевшими за вечер листьями, ударило в лицо, вышибив на мгновение дух. Во рту сразу же стало кисло: на язык попала кровь из рассеченной губы. Всё. Неужели всё?!

Тело отказывалось верить, тело в немыслимом рывке поднялось на четвереньки, но коленки разъехались, и снова пришлось поцеловать неласковую твердь. Преследователи взвыли радостным криком, полетело по пустой улице жутковатое эхо. Сердце зашлось первобытным ужасом: всё. Вот теперь — всё! И оставалось только закрыть глаза в ожидании первого удара. Господи, лишь бы… быстро. Ни о чём другом уже не думалось вовсе. Лишь бы быстро. В идеале, от первого же пинка…

Дохнуло жаром. Стена огня взметнулась, как показалось, до неба. Плотное, оранжево-белое пламя, окружившее со всех сторон. Лужи шипели, исходя беловатым паром. Ударило резким запахом озона, как после сильной грозы.

— Пошли вон отсюда, — с презрением бросил голос, по-русски, но со странным чужим отголоском, как будто сказавший прибыл откуда-то издалека, может быть, даже из Пространства…

Чьи-то руки обняли, поддержали, не дали угаснуть сознанию.

— Как ты? — сочувственно спросил женский голос на эсперанто.

Эсперанто! Точно инопланетники.

— Бегите… — голос сипел, отказываясь повиноваться. — Они… убьют… вас!

— Нас? — хмыкнула женщина и добавила с презрением: — Подавятся!

— Это всё, Ван? — спросил мужчина, снова по-русски, но с тем же неуловимым акцентом. — Никого больше не слышишь?

— Никого.

— Бери её, пошли.

Жар пропал, стало холодно, снова зашлёпал мелкий дождь.

— Так, — сказала женщина. — Переломов нет, сотрясения не вижу. Сейчас возьму тебя на плечо, но если будет драка, сброшу. Не пугайся, мы тебя не оставим. Наваляем ублюдкам, и снова подниму.

Спасена. Разум отказывался верить чуду, но чувства твердили одно: спасена! Вот теперь можно позволить себе потерять сознание. Не оставят. Не бросят.

Спасена!

Дальше всё смешалось, как в цветном калейдоскопе. Внезапные спасители вдруг резко остановились.

— Сиди спокойно. Не дёргайся никуда, — строго приказала женщина.

А мужчина сунул в руку оружие.

— Держи. Полезут если, жми сюда. Да дуло от себя! От себя, сказал!

Увесистая штука с выемками под пальцы, серебристо-серая, с голографической эмблемой, тускло взблеснувшей алым — «альфа» в круге. Альфа-Геспин! Генномодифицированные бойцы со сверхспособностями, в памяти сразу ожили все жуткие истории, с ним связанные. Не-люди, бесчеловечные, жестокие, одним прикосновением превращают нормального человека в зомби без разума или в себе подобного, жрут на завтрак каждый день по младенцу…

Эти «не-люди» сейчас спасали. Спасали от смерти.

Короткая драка. Алое, грозно ревущее пламя на кулаках у мужчины. Стремительные движения женщины: короткая армейская дубинка словно жила в её руках сама по себе. Взмах — удар, взмах — удар. Злобный вой поверженных. Ослепительные молнии бьют откуда-то из развороченной погромами утробы города. Страшный, шипящий в косых струях дождя звук: шшширх, шшширх… Запах озона, смерти, запредельного жара. Молнии вязнут в стене ревущего пламени, гаснут. И чья-то нога в тяжёлом ботинке — над самым лицом.

Разбитые пальцы обхватывают рукоять, — дулом от себя, да-да! — и время срывается в бешеный галоп: шкворчащий плевок плазмы влетает точно в чёрный силуэт. Ботинок задирает вверх и в сторону, смачный шлепок тяжёлого тела в лужу, брызги в стороны, брызги на лице, руках, одежды, тошнотворный запах палёного мяса… Темнота.

— Молодец, девочка, — мужчина гладит по щеке широкой, как лопата, ладонью.

Пламени на его пальцах не видно, но кожа чувствует жар, укрощённый, неопасный, живой.

— Шакальё, — ругается женщина. — Падальщики! Kоrpоj de pоrkоj! Malpuraj fag…

— Ну-ну-ну, разошлась, — с ехидной укоризной говорит мужчина, забирая у спасённой своё оружие. — Ты же всё-таки девочка, Ван!

Свет фонарей вспыхивает на гравированной алым золотом надписью на эсперанто, комадару Жарову — за заслуги и личную храбрость в ходе Чинлиройского конфликта…

О Господи, где это, Чинлирой?! Уж точно не здесь. Не на Ласточке…

Ван высказывается в том духе, что «девочку» напарник спокойно может засунуть себе в афедрон. Она легко мешает ругательства нескольких языков, не смущаясь ни на мгновение. Больше всего её интересует, в какое такое заднее место подевалась вызванная с базы машина, плод греха пьяного механика и неполноценной кухни из разорившегося домохозяйства.

Но ругалась она напрасно: машина пришла. Бронированное чудовище серо-зелёного, пятнами, окраса. Прозрачной морозной кисеёй трепетало над нею защитное поле.

Всё. Можно позволить себе уплыть в жарковатое белое беспамятство. Спасена…

Пришла в себя на мгновение: высокий потолок, голос по громкой связи, отдающий какие-то приказы, запахи прогретых двигателей, топлива, чего-то ещё, густого, металлического, глухо лязгающего… Начальственный рык где-то слева:

— Почему оставила пост? Почему доложилась позже положенного?

— Виновата, госпожа капитан, — в голосе Ван, однако, не чувствуется никакой вины. — Обстоятельства, госпожа капитан.

Прохладная ладонь касается разгорячённого лба. Лицо — не молодое, но и не старое, с еле заметными — пунктиром — «гусиными лапками» в уголках глаз, пронзительный взгляд серых, как небо в сумрачный вечер, глаз…

— Спи, — повелительная властность приказа.

Ударом беззвучного грома обрушивается сон, глубокий и полный, без сновидений.

Очнулась резко, рывком. Палата — обыкновенная, стандартная, больничная палата с неуловимым чужим отзвуком в стерильном воздухе. «Я не дома!»

— Доброго дня.

Маленькая женщина в одежде врача, — белый халатик, светло-зелёные брюки, — присаживается рядом с кроватью, смотрит внимательно, сочувственно. Кажется, это именно она приказала тогда: «Спи!» и сон пришёл по её слову.

— Здравствуйте…