Наталья Чернышева - Дочь княжеская. Книга 1 [СИ]

— Ты его понял? — спросила Хрийз у сийга.

Тот изобразил святую невинность: о чём ты, хозяйка?

— Врёшь, — с досадой сказала девушка. — Всё ты понял. Ну, не хочешь рассказывать, не говори. Кыш давай, кыш отсюда! Лапы вон грязные, в тине обе, фу. Иди, в пруду хоть почистись!

Яшка не стал спорить, сорвался с места, опрокинув стул, метнулся в раскрытое окно и пропал, напоследок насмешливо вякнув.

Вот что с ним делать, с паразитом пернатым?

Хрийз не видела Здебору уже очень давно. И как-то вдруг оказалось, что спросить о ней не у кого. Млада находилась под арестом, коллеги по работе мало что знали, ничего не знали и в Здебориной мастерской, кроме того, что она там давно не появляется; не у младшего же Црная спрашивать? Самое паршивое, Хрийз не помнила, когда Здебора должна была родить. В конце весны? В начале лета, в середине? Сколько осталось времени? А может, она уже умерла?!

Нет, если бы умерла, об этом говорили бы все.

Хрийз купила у горцев моток белой стеклянной нити, очень уж ей понравился этот материал, да, дорого, но оно того стоит. Решила ввязать эту нить в полотно узором. Должно получиться красиво…

Красиво — это не блажь, как она успела выяснить. Самая лучшая вещь — всегда самая красивая. Связанная правильно, без ошибок и небрежения, вещь — всегда красива. Красота была тем критерием, который отличал добротно сделанное от сделанного превосходно. Первое функционально, второе — идеально. В работе Вязальщика должен получаться только идеал, иначе вообще не стоит связываться. Делай хорошо, или не делай вовсе.

Яшке занятие хозяйки не понравилось. Он ходил вокруг и возмущался, за попытку клюнуть ненавистный клубок получил нахлобучку, на которую очень сильно обиделся. Пару суток сидел на дереве неподвижно, в позе оскорблённая гордость. Ничего не жрал, естественно. Хрийз крепилась. Дай слабину сейчас, — потом не оберёшься проблем. Сядет на голову и крылья свесит. И в буквальном смысле и в переносном.

На третий день ситуация зашла в невыносимый тупик. Хрийз изыскала в себе ведёрко злости и выплеснула его на упрямого сийга:

— Или ты признаёшь за мной право делать то, что я считаю нужным, или катись туда, откуда прилетел! Нечего сидеть здесь с кислым клювом, на нервы мне действовать!

Хлопнула дверью. Никуда Яшка укатиться не мог, она об этом знала, сам Яшка тоже прекрасно понимал, что деваться некуда. Но отравлять друг другу жизнь надоело безмерно. Из двоих упрямых спорщиков, говаривала бабушка, всегда кто-то должен быть умнее. Вот смешно будет, если умнее окажется птица…

В окно тихонько поскреблись. Хрийз встала, открыла раму. Яшка тихонько просочился внутрь, виновато квакнул. Девушка обняла его за шею и расплакалась:

— Дурачок ты. В перьях. Ну, что, мир?

Яшка счастливо жмурился. Инцидент был исчерпан.

С нитью Хрийз попала по-крупному и довольно скоро. Она увлеклась, забыла о времени, вообще обо всём забыла. Стеклянная нить оказалась прекрасным материалом, это девушка поняла ещё по рубашкам для сЧая. И сейчас она ложилась на рисунок легко, с тем чувством эмоционального подъёма, какое всегда возникало, если работа шла правильно . Но когда в руках очутился кончик драгоценной, во всех смыслах, нити, девушка не сразу поняла зловещий смысл случившегося.

Нити хватило всего сантиметров на десять полотна. Продолжить полотно можно было только другой стеклянной нитью, Хрийз ощутила это отчётливо. Бросать начатую работу — нельзя. И это Хрийз тоже ощутила сполна. Но моток стеклянной нити стоил очень дорого! Хрийз прикинула, сколько примерно мотков ей понадобится при таком расходе, и впала в тоску. Даже если вытрясти все свои несчастные сбережения, даже если опять уйти на подводную работу и вваливать там без выходных, накопить на нужное количество получится не раньше, чем через год.

Года у Здеборы с малышами не было.

Приступ паники едва не заставил биться головой о стенку. Чем ты думала, глупая?! Надо же было посчитать! Прикинуть точно! Взять другой материал… хотя нет, другой материал сюда не подошёл бы. Теперь — не подошёл бы. Только стеклянные нити, и никакие другие. Почему, Хрийз вряд ли взялась бы объяснить. Она так чувствовала. И всё.

Книга не раскрылась. Ожидаемо. Скорее всего, в ней просто не было совета на такой случай. Настроение передалась Яшке, и тот начал гневно орать я же предупреждал!!!

— Яша, — тихо сказала Хрийз, ставя локти на стол и прижимая ладони к вискам. — Помолчи…

Яшка замолчал. Подошёл вперевалку, потёрся головой о бедро. Сочувствуешь, птах? Хрийз погладила его по жёстким перьям. Верный друг, что бы она без него делала…

Хрийз вдруг подумала о старом Црнае. Вот у кого денег… Несмотря на прошлогодние санкции. А если слушать не станет? «Значит, убеди», — свирепо велела Хрийз сама себе. Она поспешно собралась: время вновь затикало, как тогда, когда вязала звезду для Ненаша, как тогда, когда вязала рубашки для сЧая…

Пальш Црнай сильно изменился с того дня, когда принимал на работу девчонку из Службы Уборки Сосновой Бухты, и не в лучшую сторону. Осунулся, как-то резко постарел, и вообще, выглядел скверно. Но путаные объяснения Хрийз выслушал внимательно, долго не рассуждал, кивнул: поехали.

В Сосновую Бухту проще всего было попасть морем. Хрийз всегда проделывала этот путь на рейсовых катерах, но у старого Црная был, конечно же, свой собственный личный катер. И с места в карьер он взял на такой скорости, что Хрийз судорожно вцепилась руками в сиденье, всерьёз опасаясь, что сейчас взлетит.

Но в городе их ожидал неприятный сюрприз: горцев не было. Вообще не было! Свернули лавочку и укатили неизвестно куда. Как пояснили в админмистрации, у них закончился срок аренды, и они отправились в другой город. В какой? Зеленохолмск. Когда? Ещё вчерашним утром…

Хрийз едва не расплакалась. Вот же проклятье!

— Что вы? — спросил у неё Црнай.

— Время теряем, — объяснила она напряжённо. — Зеленохолмск, где это?

Он накрыл её руку своей ладонью:

— Вспомни их. Хорошо вспомни.

Хрийз послушалась, не очень понимая, к чему он ведёт дело. Поняла, когда прямо перед нею возникла серебристая арка портала. Црнай крепко взял её за руку и шагнул туда, в серебряное колышущееся марево. Голову закружило, но головокружение тут же прошло. В лицо дохнул степной ветер, настоянный на запахах цветущих трав. Далеко, за холмами, поднимался город, словно вышитый белой нитью по синей канве неба. Прямая дорога разрезала надвое степь, и по дороге мчались машины. Хрийз от испуга зажмурилась: вот сейчас в неё врежутся и сомнут, вот прямо сейчас! Прошла секунда, вторая, никто не врезался. Осторожно раскрыв глаза, Хрийз обнаружила, что стоит на обочине, что на той же обочине стоит большущая машина, едва ли не фура… если бывают фуры с двигателями-вентиляторами в корме, а Пальш Црнай разговаривает о чём-то с горцами на их языке. С теми самыми.