Анна Гаврилова - Ведьма на десерт

Невольно вспомнился разговор с Поганией, и я насторожилась пуще прежнего. Не процитировала, но почти:

– Ты задумал нечто очень плохое. И ты сильно виноват перед ведьмами.

Настроение собеседника переменилось – не так чтобы резко, но всё-таки. А ответ прозвучал… не злобно, но сурово и без тени веселья:

– Виноваты как раз вы.

Я нахмурилась, а Морис продолжил:

– Я не открою секрета, если скажу, что ведьм не очень-то любят, но такое отношение вы заслужили самостоятельно, без посторонней помощи. Вы порой делаете такие вещи, что окружающие попросту обязаны предпринимать контрмеры.

Кто-нибудь что-нибудь понял? Лично я не очень. Поэтому откинулась на спинку диванчика и спросила:

– Что произошло?

Верховный не среагировал. Только я отступать не собиралась!

– Почему ты нас ненавидишь?

Губы мага скривились в болезненной усмешке, однако ответа опять-таки не прозвучало. Пришлось предпринять ещё одну попытку:

– Морис, пожалуйста, расскажи.

Теперь он тоже на спинку диванчика откинулся, прикрыл зелёные глазищи и наконец сказал:

– Это слишком неприятная история, Яся. Но, учитывая обстоятельства… – Шумный вздох, и… – Ведьмино безумие. Слышала о таком?

Я мгновенно напряглась и нервно сглотнула. Разумеется, слышала, более того, в процессе нашего с девчонками обучения этой теме были посвящены несколько академических часов.

Нам объясняли механизмы процесса, рассказывали про признаки наступления, про методы борьбы и прочее, прочее, прочее… Единственное – старались избегать подробностей в исторических примерах, чтобы, в случае чего, в голове не оказалось лишних идей.

Ведьмино безумие – явление крайне редкое, но совершенно катастрофичное. Оно сродни обычному, человеческому, а разница в том, что возможностей у ведьмы не в пример больше. К тому же «тихим» это безумие никогда не бывает – ведьма, чей разум застелила тьма, всегда агрессивна и предельно мстительна. Она подобна маньяку с уровнем злости, возведённым в высшую степень.

В основе этого безумия лежит слишком чуткая душа, а спусковым крючком, как правило, является сильнейшая эмоциональная боль, причинённая ведьме. Предательство, насилие, убийство любимых – вот те факторы, которые могут запустить процесс.

Ведьма, чей разум застила тьма, не помнит о морали и способна совершить любое злодеяние. Хуже того – на одном-единственном злодеянии она никогда не останавливается.

Только на моей памяти ни одна из ведьм в безумие не впадала. Или нам, учащимся, о подобном просто не рассказывали?

– Морис, когда это произошло? – выдохнула я.

– Двадцать пять лет назад, – отозвался маг.

Собеседник опять вздохнул, и вот теперь я всё-таки услышала…

– Мне было шесть, и я жил в Нотонсе – существовал такой город на юге нашего королевства. Ничем особенным этот город не отличался, равно как и моя жизнь. Всё как у всех: дом, родители, бабушка и дедушка, которые проживали вместе с нами, подготовка к поступлению в магическую школу и детские фантазии о том, как вырасту и стану великим. А потом… – Морис запнулся, но лишь на секунду, – всё рухнуло. В городе объявилась безумная ведьма.

От этих слов у меня перехватило дыхание, и сердце болезненно сжалось. Нотонс! Я, разумеется, слышала. Все слышали. Одна из самых жутких историй нашего века.

– О том, что с ведьмой что-то не так, поначалу никто не догадывался, – продолжил Морис, – и события, которые начали происходить в городе, списывались на что угодно, кроме колдовства. А когда поняли, что имеем дело с ведьминым безумием, стало поздно, эта тварь успела заразить оба источника воды и забаррикадировалась в замке – он стоял в центре города, остался с тех времён, когда Нотонс был пограничным.

В результате, к отравленной воде добавился колдовской порошок, – пояснил совсем посмурневший собеседник, – он служил катализатором для первого зелья, дополнительным ядом, который влиял на дыхательные пути. Ведьма призывала ветра и рассыпала порошок с башни в течение нескольких дней, до тех пор, пока замок не взяли. А потом, после взятия замка, эта тварь снова сбежала, обмазалась зельем, влияющим на разум – те, кто её встречал, попросту не могли причинить какой-либо вред.

Верховный взял паузу, а я поймала себя на том, что в глазах защипало. Окажись на моём месте обыватель, он мог бы усомниться, мол – всего одна ведьма и столько бед?

Но я, в силу собственной принадлежности, знала – да, всё возможно. Разъярённая ведьма с затуманенным разумом – это стихийное бедствие, справиться с которым невероятно сложно.

– А маги оказались бессильны, – вновь заговорил Морис. – Колдовство и магия настолько несовместимы, что…

– Но они могли разрушить замок, – всё-таки не удержалась от комментария я.

– Не могли. Замок был защищён от магии ещё с тех времён, когда Нотонс стоял на границе. Касательно замка, могла помочь лишь военная техника, но её не имелось. Никто не видел нужды держать поблизости стенобитные орудия или катапульты.

Морис замолчал, я тоже язык прикусила. Чем закончилась история Нотонской ведьмы, разумеется, знала – её всё-таки поймали и… ну, собственно, всё. Обезвредили. Убили.

И ловили, конечно, не люди – им справиться с обезумевшей ведьмой не под силу, равно как и магам. Тут могут совладать лишь такие же ведьмы, причём поединки, встречи один на один, в данном случае невозможны. Та, что находится под действием ведьминого безумия, принципиально сильней.

Вот и сил тех ведьм, что жили в Нотонсе, не хватило. Им пришлось вызывать подкрепление, и лишь когда это подкрепление прибыло, что-то удалось предпринять.

А времени на борьбу с поразившей город эпидемией уже не хватило, город не выжил… Причём он так и не восстановился. Никто больше не хотел селиться в тех местах.

– Как ты спасся? – спросила у Мориса я.

В ответ поймала новую горькую усмешку.

– Меня успели эвакуировать. Я попал в число счастливчиков, кто не дышал порошком, и доза яда оказалась такой, что организм справился.

Задавать следующий вопрос не хотелось, однако пришлось…

– А твои родные?

Лицо верховного осталось спокойным, но глаза он отвёл. Ответил после долгого молчания:

– Меня воспитывала двоюродная тётка. Узнав о ситуации в Нотонсе, она отыскала меня в одном из приютов и оформила опеку. Тётя умерла три года назад, здесь, в столице. Мы переехали сюда после того, как я был зачислен в университет.

Пришлось закусить губу, потому что к глазам вновь подступили слёзы. Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в подобие равновесия и сказать:

– Мне очень жаль.

Морис хмыкнул, пытаясь продемонстрировать, что всё в порядке, и я эту попытку засчитала. И невольно улыбнулась, услышав сочувственное: