Елена Звездная - Я твой монстр. Книга 2

— А впрочем, плевать, — Адзауро отвернулся и посмотрел в окно.

Мне казалось, под его ледяным взглядом, на стекле флайта сейчас поползет холодная изморозь, и я была бы рада, случись это – возможно тогда, я бы не стала спрашивать себя снова и снова, почему мне так холодно. Так пусто и холодно.

— Что здесь происходит? — перейдя на яторийский, спросил он.

Я молча достала две глушилки, активировала.

Секундное воспоминание обо всех выключенных камерах и хакерских навыках полковника Стейтона, и помимо глушилок, а активировала звуковую дорожку на своем сейре.

А потом вдруг поняла — выбор был неудачным. Запись с Ятори, запись ночного яторийского леса, в котором поют соловьи и цикады, в котором снуют асины клана Синар, в котором на высоком дереве в объятиях Адзауро медленно сгораю я…

— Прости, — извинилась нервно, даже не осознавая этого, и быстро переключила на шум океана.

Когда возвращала сейр на место, ощутила взгляд Чи на себе – его темные глаза яростью мерцали, и это было самое жуткое, и в месте с тем самое завораживающее, что я когда-либо видела в жизни.

— Ты так на меня смотришь, — он откинулся на спинку кресла, с пренебрежением и даже презрением взирая на меня. И вдруг произнес, пристально глядя на меня: — Судя по перехваченным мной сообщениям Исинхая, ты очень хочешь, чтобы я покинул Илонес.

«Сообщениям Исинхая» — я повторила эту фразу про себя трижды, прежде чем поняла – речь идет именно о сообщениях шефа. Видимо тех, которые он рассылал подконтрольным ведомствам, людям, и даже пиратам, то есть не о моих… слава нестабильной плазме.

— И? — поторопил с ответом Адзауро.

— Да, — тихо ответила, не в силах перестать смотреть в его глаза, — хочу.

Я понимала, что сегодня он спас меня, если не мою жизнь, то меня, и в то же время — я отчетливо осознавала, что едва ли что-либо сейчас сделает меня столь же счастливой, как отлет Адзауро. В данный конкретный момент, увидеть, как он улетает с этой проклятой планеты, действительно было моим единственным желанием.

— Надо же, ты, кажется, не лжешь… — язвительно протянул он, и убийственно добавил, — впрочем, с тобой никогда нельзя быть в этом уверенным.

И вдруг, резко подавшись ко мне, он вкрадчивым, пугающе вкрадчивым тоном произнес:

— Скажи, Кей, что ты видишь, глядя на себя в зеркало?

Наверное, для него все это было игрой, игрой в месть, которую так ценят на Ятори, превратив почти в культ, а для меня… каждое из его слов выворачивало душу наизнанку, рвало сердце на части, ломало меня на куски, только почему-то было такое ощущение, что я сама ломаю стекло своего спокойствия, раня руки, измазавшись кровью, уничтожая все чувства, что еще оставались во мне.

— Ложь, Чи, — очень тихо ответила ему, — я вижу там ложь.

Он вновь откинулся на спинку кресла, окатив ледяным презрением так, словно вылил ведро воды с острым расколотым льдом… или жидкого азота, я даже не знала, что больнее. Но было больно. И я не могла понять, что со мной. Что творится с моим собственным рассудком, что это за извращение моего сознания, заставляющее воспринимать каждое слово Адзауро, каждое его движение так остро, словно он режет меня лезвием бритвы. И вроде в первое мгновение не больно, но затем выступает кровь, и приходит боль… И какая-то часть сознания протестует, видимо гордость, боже, во мне оказывается, еще осталась гордость, и она протестует, заставляет сопротивляться, словно пытается остановить кровь… Но слишком много ран, слишком много крови, слишком много боли и я теряюсь в ней, я теряю в ней себя, я теряю в ней все…

— Улетай, — прошептала, все так же не в силах оторвать взгляда от его мерцающих ледяной ненавистью глаз, — пожалуйста.

Адзауро усмехнулся. Улыбка монстра на божественно идеальном лице, и ядовито поинтересовался:

— А что мне за это будет, Кей? Что ты готова мне отдать за то, чтобы я оставил тебя в покое, не растоптав твою гордость, честь, самоуважение и положение в обществе?! — на последних словах его голос перешел почти в рык.

И я отчетливо поняла, что есть пропасть, которую преодолеть невозможно. Наверное, я понимала это всегда, просто сейчас… даже понимать оказалось слишком больно.

И вдруг как удар под дых, холодный вопрос:

— Ты любишь его, Кей?

Я вздрогнула, непонимающе глядя на Адзауро. Он усмехнулся и пояснил:

— Нет, я не об этом куске дерьма, — он даже взглядом не стал указывать на генерала, — я о том, ради кого ты согласилась лечь даже вот под этот кусок дерьма, — и красивые губы исказила усмешка, острием бритвы резанувшая по моим и так оголенным нервам.

Наверное, мне стоило сказать, что указанный «кусок» имеет предпочтения иного характера, и вряд ли согласился бы на интим, даже если бы я его оседлала, не говоря уже о том, чтобы под него лечь, но вопрос был… был глубже. Адзауро в принципе умел задавать правильные вопросы.

Очень правильные вопросы.

— Не трогай Исинхая, — очень тихо сказала я.

И больно мне уже не было. Это за себя бывает больно, а за тех, кто дорог только страшно. Страшно настолько, что ты перестаешь чувствовать свою боль, перестаешь чувствовать себя, и все о чем можешь думать – только бы он был жив.

— Многозначительный… ответ, — и Адзауро отвернулся, обрывая и этот разговор, и поднятую им же тему.

— Чи, — позвала я.

Акиро лишь дернул головой, приказывая заткнуться, и приказ был своевременный — генерал Энекс пришел в себя.

— О, — он потер шею, — что-то я задремал, как-то.

Мы не прокомментировали, ни я, ни Акиро.

Хотелось плакать. Хотелось кричать. Хотелось вырубить Чи, так же как он вырубил генерала и убрать его с этой планеты, хотелось…

— Ты могла бы поблагодарить, — все так же глядя в окно и вновь сделавшись высокомерным и надменным, на яторийском произнес Адзауро.

— Я поблагодарю. Когда ты улетишь, — ответила ему на его же языке.

Красивые губы тронула ледяная насмешка и он спросил, все так же глядя в окно:

— Ночь со мной?

Сердце болезненно сжалось, но…

— Если ты этого хочешь.

Он повернулся так стремительно и быстро, как хищник, готовый вцепиться в свою добычу и даже генералу Энексу стало ясно, что происходит что-то странное.

— Вы знакомы? — спросил он. — Что это за язык?

Отвечать ему никто не спешил. Адзауро пристально смотрел на меня, сжигая и замораживая одновременно, я не знаю, как у него это получалось… но Чи рвал реальность, сминал ее без жалости и сожалений, превращал даже простой взгляд в оружие, кромсающее душу…

— Я развратен, Кей, — произнес он, пригвоздив меня полным ненависти взглядом до такой степени, что я ощутила себя бабочкой, которую сотней булавок приковали к стене, да еще и стеклом придавили сверху. — В сексе я искушен настолько, что это может стать проблемой для таких как ты, Кей, способных лишь разбрасываться пустыми обещаниями, ложными иллюзиями, намеками и только намеками. Да, ты в этом виртуозна, должен признать, впрочем,… я видел все твои выступления на состязаниях по Спортивному обольщению, я правильно перевел название?