Дж. Андрижески - Рыцарь

В те месяцы в Сиртауне, когда я считала, что все дорогие мне люди погибли, мне было без разницы. Мне не на чем было помешаться, кроме как на мести. Те сны были платой за одержимость.

Тогда именно Вэш вытаскивал меня из этого состояния. Каждое утро он часами трудился над моим светом — обычно прямо перед тем, как я возвращалась к работе с его разведчиками и снова погружалась в те пространства.

Но у меня больше не было Вэша. Он больше не мог помочь мне или даже рассмешить.

Той ночью я также проснулась в слезах из-за него.

После этого Ревик обвился вокруг меня, закутывая в кокон своего света.

Но не могу сказать, что я не пыталась использовать свои воспоминания о Дренгах. Вопреки тому, что приходило с ними, мне помогла схожесть того отпечатка в Барьерном пространстве.

Как минимум это не давало мне слишком верить во всё, что я видела. Я знала, как много откровенной лжи жило в этой версии реальности — не только в прошлом Ревика, но и в моих собственных воспоминаниях о Галейте. После тех снов оставалось ощущение, словно я снова сплю в Пирамиде — странно, но это дало мне некую опору, когда я начала забывать, что это не по-настоящему.

По прошлому опыту я знала, что способность воспринимать это как нечто нереальное пройдёт.

Даже сейчас борьба с этим пространством утомляла. Проснувшись, я ощущала себя опустошённой. Поясница и почки болели. Голова пребывала как в тумане. Понадобилось ополоснуть лицо ледяной водой, чтобы по-настоящему открыть глаза.

Ревик выглядел таким же усталым, как и я. На самом деле, он выглядел ещё хуже, чем перед сном, но это в какой-то странной манере меня приободрило. Я понимала, что он борется с этим не меньше меня, а то и больше. В итоге мы принялись целоваться и делиться светом, наблюдая, как солнце восходит над невысокими холмами. В тот момент мы оба слишком остро осознавали конструкцию, чтобы посчитать секс хорошей идеей.

Прежде всего, я не могла отделаться от ощущения, что за нами наблюдают.

Мысль о том, что эти глаза будут смотреть, как я обнажаюсь перед Ревиком, не слишком меня возбуждала, и неважно, сколько бы боли мы ни ощущали. Это как если бы какой-то жуткий сосед заглядывал к нам в спальню. Жуткий сосед, который выделялся высокомерным, извращенским титулом.

Пока мы поднимались по последнему участку петляющей дороги в горах, я ощутила, как на всю нашу группу навалилась какая-то тяжесть. Я потянулась в том пространстве к Балидору, спрашивая, есть ли предложения, как вытащить всех из этого тумана, но 'Дори считал, что нам лучше подождать. Он не хотел давать Тени каких-либо причин сгибать конструкцию до тех пор, пока мы не готовы по-настоящему дать отпор.

В качестве компромисса его разведчики изо всех сил старались отбрасывать прочь иллюзии того пространства от видящих в нашей группе, чтобы они хотя бы могли мыслить ясно.

На протяжении всего своего бодрствования я сосредоточилась на Ревике, старалась держать его свет свободным от этих серебристых нитей. Я уже обсудила с ним — словесно, конечно — варианты разных планов по обходу конструкции Тени, которые мы обдумывали с Балидором. Мы с Ревиком обсудили самые надёжные, затем переговорили с Врегом, Локи, Чиньей и несколькими другими.

К тому времени, когда мы добрались до последнего фрагмента дороги, мы уже выбрали состав отряда, который сопроводит нас в дом Тени.

У нас даже имелся план.

Учитывая, сколько наших планов в прошлом сработали точно так, как задумывалось, а также тот факт, что Тень, возможно, мог слышать каждое наше слово, хоть вербально, хоть в Барьере, наличие плана служило слабым утешением.

И всё же это лучше, чем ничего.

Джон не чувствовал весь этот накал.

От Элли он знал, что отчасти тому виной конструкция, которую они все делили по милости этого парня Тени.

Знание этого не помогало мыслить связно.

Не помогало и то, что Джон и практически все дорогие ему люди шли прямиком в паутину. Единственное, что побуждало его двигаться вперёд — это мысли о Касс и понимание, что она уже могла застрять в этой паутине.

Деревня по другую сторону горы выглядела заброшенной.

Ну, не совсем заброшенной.

Он мельком видел нескольких детей на земляной тропе вдалеке, которые бегали босиком, несмотря на холод. Кое-где виднелись козы, привязанные у дверей коттеджей или стоявшие в загонах за более крупными каменными домами. Отсюда горы выглядели маленькими по сравнению с тем видом, который открылся им, когда они приземлились с парашютами в Чили, но поросшие деревьями утёсы зазубренными линиями возвышались над морем, особенно те, что окружали каменный обрыв, на котором расположился дом Тени.

Даже не зная всего об этом парне, «Тени» (и кто, кроме самовлюблённого придурка, станет называть себя таким тупым и мелодраматичным именем?), Джон ненавидел всю эту ситуацию.

Богатый мудак на холме, с личным составом слуг, которые бегают босиком и доят для него коз. А он тем временем, наверное, потягивает кьянти, смотрит новости и ест импортную икру, закинув на свою европейскую мебель ноги в дизайнерских туфлях — это если их не массирует какая-нибудь пышная местная красотка.

Далеко не всё увиденное до сих пор его впечатляло, хотя Джон понимал, что это создано производить впечатление. Он представлял, как этот придурок Тень снисходительно улыбается крестьянам, которые боготворили его за разрешение время от времени воспользоваться гарнитурой или работающим монитором.

О, и за то, что он не стал красть их жён или дочерей и не заставил их играть в крестьянок-шлюх в большом доме, когда ему и его высшему эшелону слуг становилось скучно.

Услышав, как Врег весело фыркнул, Джон покосился на него и вздрогнул.

До него дошло, что в данный момент он не закрывал свои мысли щитами, как должен был, учитывая, что они вообще-то в разгаре большой военной операции.

Однако вместо того чтобы неодобрительно коситься на Джона, видящий ласково улыбнулся ему, обхватил рукой за шею и крепко обнял. В те же несколько секунд он послал такой сильный импульс боли, что у Джона натурально ослабели колени… и он затвердел… и на несколько секунд ему стало сложно дышать.

Когда он вопросительно вскинул бровь, глядя на Врега, видящий заулыбался ещё шире и наклонился к его уху.

— Мой бесстрашный, сумасшедший командир, — пробормотал он едва слышно, наклоняясь ближе и целуя Джона в щеку. — Половина моих людей готова обделаться от страха перед этим dugra-te di aros, Тенью, а ты орёшь оскорбления в конструкцию так громко, как только получается.

— Прости, — пробормотал Джон. Он засунул руки в карманы и посмотрел на подъездную дорожку за воротами, которая вела к дому на утёсе.