Елена Звездная - Свет Черной Звезды

— Да, проиграл, — не глядя на меня, как-то безмерно устало произнес кесарь.

И странное дело, я знала об этом, но услышать все равно оказалось… страшно. Как-то очень странно, страшно и в целом неприятно было столкнуться с реальностью, в которой кесарь, мой кесарь, более не обладал статусом непобедимого. Это был первый шок, потрясший основы моего мироздания. Шок второй – кесарь признал свое поражение. Признал открыто, и услышать такое от того, кто никогда не проигрывал — тоже стало потрясением. Но вместе с тем, отшвыривая ненужные сейчас эмоции и мысли, я пыталась максимально минимизировать потери. Все что мне оставалось – это попытка минимизировать потери.

— Не убивай его, — уже не просьба, уже мольба.

Араэден резко повернув голову, посмотрел в мои глаза с тем холодом во взгляде, который был свойственен лишь ему. А я сидела, сжимая дрожащими пальцами края укутавшего меня покрывала, и не знала как его… остановить. И проблема была не в том, что я не могу уговорить кесаря не убивать Динара, проблема была совершенно в другом — Динар, и теперь я точно это знала, никогда, ни перед чем, и ни за что не остановится, в попытке вернуть меня.

Забавный факт — когда то принцы и короли сбегали прочь от ужаса, лишь узрев мой лик, а сейчас я отчетливо понимаю, что эти двое сильнейших мужчин будут бороться за меня до последнего. Кесарь, которому я уже фактически принадлежала, и Динар, который учился побеждать любой ценой гораздо быстрее, чем того хотелось бы пресветлому.

— То есть ты оправдываешь тот факт, что Динар использовал орков Лесного клана в своих интересах? — с каким-то даже едва заметно промелькнувшим любопытством поинтересовался кесарь.

— Оправдываю? Нет, — я отрицательно покачала головой, — но он лишь усвоил твой урок, Араэден, я ведь еще не забыла бабку рода Грахсовен лежащую в луже самовоспламеняющегося земляного масла.

На этот раз отводить собственный взгляд кесарь не стал — лишь смотрел на меня кристаллами, словно покрывающимися изморозью изнутри… несколько вымораживающе долгих секунд. Несколько бесконечно страшных секунд… Несколько ударов моего сжимающегося от боли сердца…

И кесарь судорожно вздохнул, едва осознал, что его молчание причиняет мне боль, и очень тихо произнес:

— Красное пламя не умеет останавливаться. Этот элементаль ставит цель — и достигает ее, не взирая на последствия. В свое время, его предок выжег целую область собственно Либерии. Да, нежная моя, до него там были леса, после — выжженная степь. Именно по этой причине кланы орков не стали вмешиваться в ту войну на уничтожение, что я начал. И из всех носителей огненной крови, единственным выжившим остался юный бастард Грахсовенов. Мейлина умоляла меня сохранить жизнь мальчику, к которому она привязалась — и я проявил жалость там, где не следовало. Знал, что совершаю глупость, но Мейлина — с момента гибели ее матери, она впервые вновь стала почти живой, она жила этим мальчиком. Для начала поддерживая его в столице Далларии, а после организовав целый остров развлечений исключительно для него — все что угодно, лишь бы ее мальчик был счастлив. Вообще все, лишь бы он никогда не испытал той боли, что заставила бы его тело принять облик ракарда… Но Готмир, полчища ядвитых муравьев и ад, через который не сумело бы пройти человеческое тело, но заставивший пробудиться оркскую сущность. Ты ведь уже понимаешь о чем я, не так ли?

Я понимала это еще до начала сего крайне неприглядного монолога. Я поняла это еще на Островах свободных людей. Я поняла это в тот миг, когда ты, мой кесарь, произнес «Да, проиграл». Я все понимаю, но я….

— Просто прошу, не убивай его, — очень тихо, попросила я.

— Просишь врага? — саркастично уточнил император.

Внезапно поняла, насколько ему больно, и насколько тяжело, но все же:

— Прошу тебя, — едва слышно выдохнула.

В ледяных кристаллах глаз кесаря промелькнуло столько боли, что я с трудом удержала порыв встать и подойти, знала что не стоит, Араэден не из тех, кто позволит себя жалеть, и в то же время, это был момент, в который мы оба понимали — останься Динар жив и пожалеть придется. Нам обоим.

— Нежная моя, ты же все понимаешь, — пристально глядя мне в глаза, напряженно произнес кесарь. — Год, два, три… десять, но он вернется. Вернется и сделает все, чтобы получить тебя, не взирая на жизни тех, кто встанет на его пути.

— Я… поговорю с ним, — жалкое оправдание.

— Он не услышит слова «Нет», — жестко подтвердил всю ничтожность моих потуг император.- Не пожелает и не услышит. И ты осознаешь это столь же ясно, как и я, не так ли?

Так…

Я опустила взгляд.

Я не знала, что делать.

Объективно, как политику, мне следовало бы принять решение об устранении Динара. Потому что опасен, потому что расчетливо и намеренно подверг опасности тех, кто давно стал мне семьей, потому что да – он никогда не слышал моего «Нет», ни в Готмире, ни в степи, когда насильно пытался сделать своей женой. И кесарь был прав — Динар не отступится никогда. За его плечами осталась жизнь, целая жизнь которую он прожил без меня, а потому терять ему нечего — он пойдет на все, чтобы воплотить мечту своей молодости, чтобы вновь назвать меня своей Шаниари… И кесарь повторно прав — отступать Динар не умеет, и не станет. Не сейчас так через год, два, три… десять, он вернется.

Но субъективно…

Субъективно, мне просто хотелось, чтобы Динар жил. Не мой, не со мной, не идеальный, и пусть остается той же жестокой, расчетливой и беспардонной сволочью, которой был всегда, но… живой.

— Знаешь, нежная моя, — вдруг тихо произнес кесарь, — впервые с того момента, как дар чтения мыслей проснулся во мне, я ему благодарен.

— Почему? – я все так же не поднимала, глаз, мучительно ища выход из создавшегося положения.

— Потому что в ином случае, Грахсовен был бы уже мертв.

Я вздрогнула, посмотрела на мужа и услышала иронично-саркастичное:

— У тебя не промелькнуло ни единой мысли о поцелуе. Ты обняла его как родного человека, но не как любовника. И твой порыв — это не бунт, любимая моя, это попытка спасти того, кто обречен, и ты предприняла ее мгновенно, как только поняла, что Грахсовен уже практически труп.

Я могла бы многое сказать по этому поводу, но суть заключалась в том, что каждое слово Араэдена было правдой, мы оба это знали. А Динар… все могло бы сложиться иначе, могло бы, я понимала это… как впрочем, и то, что едва ли он был бы мне верен, и в то же время, едва ли я могла бы быть счастливее с кем-то, чем с ним… наверное.

— Едва ли, — ледяным тоном произнес кесарь, — он не достоин целовать землю, по которой ты ходишь, мне жаль, что ты все никак не можешь этого понять.

Вскинув подбородок, жестко ответила: