Георгия Чигарина - Невеста гнома (Жена гнома)

Фонарь давал слабый свет. Здесь освещение было за счет каких-то кристаллов, которые ставили в стеклянные банки с кольцами и подвешивали под потолком. Когда требовалось выключить фонарь, то на банку накидывали тряпку. Фонари были бессменные. По крайней мере сколько я здесь была, Грукт их при мне не менял.

Я села на лавку. Пора ложиться спать, только сил нет. Хочется разреветься. Только слезы ведь не помогут. Оставалось только закрыть глаза, прислониться спиной к стене, от которой веяло холодом. Топот ног. Я покосилась в сторону гостя. Надо же так топать. Он взял деревянную миску. Налил в нее воды. После этого подошел ко мне. Я хотела встать на ноги, но он положил руку мне на плечо. Тяжелая у него была рука. Спросить, что он хочет, у меня не получилось. Почему-то все слова разбежались. Он же сел рядом. Миску с водой поставил рядом. Достал из сумки, что висела на поясе баночку. Я и не заметила вначале, что у него на поясе висело несколько сумок. Открыл баночку с мазью. Подцепил толстым пальцем мазь. Все это было в полной тишине. Он взял меня за руку и стал накладывать мазь на ранки и трещины.

— Зачем? — я все-таки вспомнила местную речь. Ответа не было. Он словно меня не услышал. Рука перестала щипать. Сразу пришло облегчение. Он закончил с одной рукой и принялся за вторую.

Помощь не бывает бесплатно. Вот не поверю я в искренность намерений чужака. Осталось только дождаться, что он потребует. Мазь была дорогая. Быстро заживляла раны. Еще я слышала, что она омолаживает. У Грукта была такая баночка, но на меня тратить он ее не собирался, в отличие от незнакомца.

— Спасибо, — сказала я.

— Родители? — спросил он.

— Что? — не поняла я.

— Твои родители? — повторил он, окидывая взглядом столовую.

— Грукт и Мурта, которым постоялый двор принадлежит?

— Да.

— Нет, — я даже отрицательно головой замотала. — Что...

Слова опять потерялись. Он убрал мазь. Достал какую-то тряпку и смочил ее в миске. После этого приложил ее к моей щеке.

— Грязь, — ответил он, словно это все объясняло. — Пойдешь с нами?

От его слов стало страшно. Если еще недавно я жаловалась на свою жизнь, то теперь мне жесткая лавочка стала казаться родной и безопасной. Этот же человек, который тряпкой стирал грязь с моего лица, был страшным и непонятным.

— Нет, — ответила я, отстраняясь от него.

— Почему? — спросил он.

— Не могу, — я увеличила расстояние между нами. — Вам лучше уйти. Мне пора спать. Поздно.

— Ты не из этих мест.

— Да.

— У нас не придется так жить. Там легче. Будет свой дом. Сама себе хозяйкой станешь. Замуж выйдешь. А тут что тебя ждет? Вечно в слугах ходить с черным от грязи лицом? Разве это жизнь?

— Я не могу уйти.

— Тебя продали? — только уточнил он. Говорить на эту тему совсем не хотелось. Стыдно. Неприятно. Я же не вещь. — Пойдешь с нами-то станешь свободной.

— Интересно вы говорите, — я усмехнулась. — Если я пойду с вами. Одно менять на другое? А смысл?

Я посмотрела на него. Он выбил трубку в бак с помоями. Убрал ее в одну из сумок, что висели на поясе и вернулся ко мне на лавку.

— У нас женщин мало. Одни парни родятся. Так что кровь надо разбавлять. Да, ты не будешь по свету бродить, а жить придется с нашим народом, но тебя никто не будет неволить с выбором. Найдешь себе того, кто по сердцу, так и разделишь с ним жизнь.

— А если не найду? Вот никто мне мил не станет? — спросила я.

— Станет. Ты молодая, красивая. Сердце горячо горит. Ярко. Рано или поздно кого-то зацепит, — ответил он. — Все равно, насильно никто тебя в кровать не погонит. Зачем жить в грязи, когда можно жить в чистоте, сытости и достатке?

— Я домой хотела вернуться, — тихо сказала я, понимая, что действительно хотела это сделать. Если согласиться с предложением этого торговца, то я уеду далеко отсюда, а значит и шанс на возвращение потеряю.

— Ждет кто-то?

— Родители.

— Родители — это хорошо. А сможешь к ним добраться?

— Нет. Очень маленькая вероятность, что я смогу добраться до дома.

— Тогда в чем проблема? Чего ты себе придумываешь лишнее?

— Когда есть шанс, то хочется им воспользоваться, — ответила я.

— А доживешь до своего шанса? При такой-то жизни? Реально надо оценивать все риски.

Женский крик разнесся эхом по спящему дому. От второго крика выступил холодный пот. Я посмотрела на своего собеседника. Он уже выходил в зал. Одной оставаться было страшно, поэтому я пошла за ним. Все были на ногах. Со стороны комнат был слышен топот. Я видела как Грукт открыл дверь в комнату Мурты. Она опять закричала. От этого крика хотелось зажать уши.

Тихий шепот среди торговцев, пение вьюги за окном, скреп половиц, топот ног, скрежет и писк мыши, крик боли и страха. Я зажмурилась.

— Эй, чернушка, сходи за лекарем! — потребовал Грукт, появляясь в зале.

— Там метель. Ничего не видно. От дома не отойти.

— Мурта умирает. Иди за лекарем! — он подошел ко мне и тряхнул за плечи. — Бегом!

Его рык и щелканье зубов около моего лица только добавили страха. Я чуть не потеряла сознание от испуга. Грукт оттолкнул меня от себя. Замахнулся. Она опять закричала. Я только вжала голову в плечи, ожидая очередного удара.

— У нас есть лекарь. Он посмотрит, — остановил Грукта мой собеседник. Грукт резко повернулся. Хмуро посмотрел на торговцев.

— Пусть смотрит, — согласился Грукт. Он повел лекаря в комнату к Мурты. Я не успела в себя прийти, как по дому разнесся его грозный голос, который требовал теплой воды и полотенца.

Я побежала разжигать печку, радуясь, что не придется выходить на улицу. Сейчас это было самоубийством. Слишком сильный был снегопад. Грукт сам отнес в комнату воду. Мурта больше не кричала. Но потребовались еще полотенца.

— Закончились, только постельное белье осталось, — принося в комнату целую стопку, сказала я.

— Давай. Главное, чтоб были чистые, — забирая их, ответил Грукт. После этого накинулся на лекаря, который достал инструменты. — Ты что хочешь сделать?!

Лекарь ответил на своем рычащим языке, который было сложно понять. Переводить вызвался мой собеседник.

— Ребенок лежит поперек. Нужно резать.

— Я не дам! Мурта...

— Хочешь, чтоб она жила? Тогда уйди из комнаты.

Пока Грукт ругался с переводчиком, лекарь уже начал делать свое дело. Увидев надрез и кровь, я потеряла сознание. Меня просто выключило. Никогда раньше не думала, что боюсь вида крови. Да и не боялась особо. Но у меня на глазах никто не делал операции.

Темнота была притягательной и совсем не пугала. В ней было приятно находиться. Она обнимала теплой шалью. Ласково гладила по щекам. И почему-то рассмеялась. Странная речь проникла в сознание и заставила резко сесть.

— Проснулась?

— Да. Не знаю, что на меня нашло, — ответила я, смотря на двух мужчин, что склонились надо мной. Один был мой знакомый, а другой был лекарь. Черная борода с ниточками седины была заплетена в паутину из косичек. Две косички шли по бокам и вплетались в общий узор на бороде. Нос картошкой и внимательный взгляд, что смотрел прямо на меня. Он что-то сказал.