Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Темный рассвет [publisher: SelfPub]

– Мне достаточно того, что я знаю о его настоящем. – Я сжала кулаки и шагнула к мужчине вплотную. Голос сел и сейчас напоминал не то шипение разъяренной змеи, не то зов Смерти, надежно спрятанной во мне со дня битвы с Евгенией.

– Но вы не знаете о том, что он делал для Комитета.

Я положила руку Ивару на грудь, почти ласково. И он замер: перчатка давно осыпалась тленом, по коже бежала черная паутина сосудов тьмы, которая медленно перетекала в него. Он не мог двигаться, не мог говорить, мог только смотреть на меня и чувствовать. Могильный холод, изрезавший тело, как каналы Лацию. Достаточно, чтобы не причинить вреда, но ощутить близость смерти. Той, что сводит с ума даже самых сильных – своей неизбежностью.

Раджек стремительно бледнел, на грани это особенно заметно.

– Главное – жить, вы говорили? – тихо спросила я. – Жить, лишившись сердца? Смерть гораздо более милосердна, Ивар. И если вы сунетесь к моей семье, если попытаетесь меня забрать или причинить вред моему мужу, она вам его подарит. Передайте это лорду Фраю, он слишком долго играл со смертью. Пусть расскажет это любому, кто попытается забрать нас друг у друга.

Отдернула руку и быстро зашагала в сторону лодок.

– Тереза! – голос его звучал хрипло, как после сильной простуды.

Я не обернулась. Не обернулась и когда услышала за спиной шаги – недостаточно быстрые и уверенные для такого сильного мужчины: свидание с моей магией не проходит бесследно. Сама я сейчас напоминала себе улей, только вместо пчел в нем роился тлен, и не было от него никакого спасения. Пришлось призвать все свое самообладание, чтобы тьма отступила вместе с холодом. Краски в город понемногу возвращались, но блеклыми и тусклыми, словно обезумевшая горничная оттерла с холста старания художника, оставив о них только призрачные воспоминания.

– Тереза, я вам не враг.

Кажется, что-то похожее мне говорил Эрик. Перед тем, как чуть не убил нас всех.

– Тереза!

Я обернулась так резко, что Ивар почти налетел на меня.

– Не смейте ходить за мной. Слышите? Не смейте ко мне приближаться.

– Не стану. Но если я вам понадоблюсь… если понадобится моя помощь, я остановился в северной Лации. В Vallella Rivenita. Вам достаточно будет передать просьбу о встрече через посыльного, и я к вам выйду. Тереза, лучше бы мне ошибаться, но…

– Вы и так ошибаетесь.

Пару минут я молча смотрела на него, на побелевшие губы и запавшие глаза, после чего направилась к ближайшей лодке.

Путь домой показался мне чуть ли не вечностью. А если вспомнить, что ждать Анри придется до вечера… Мысленно я уже была в его кабинете, в нашем доме в Лации и в доме, что остался в Энгерии. Снова и снова находила шахматную доску, натыкалась на документы обо мне и о Винсенте, об известных людях Энгерии. Что я знала о своем муже? Только то, что он говорил. Но в прошлом Анри тоже был весьма убедителен. Уж что-что, а убедительным он умел быть. Точно так же, как и жестоким. В Лигенбурге я засыпала в его объятиях. Просыпалась самой счастливой женщиной в мире. А потом узнала то, что узнала.

Если на миг допустить, что Ивар прав…

– Синьора! Что с вами, синьора?

Лодочник наклонился ко мне, и я отпрянула.

Сама не заметила, что тьма снова протекла в каждую клеточку тела и клубилась, готовая вырваться наружу. Сиденье под ладонью истлело, и я поспешно расправила юбку, чтобы прикрыть ожог тьмы. Только почувствовав, что дышу воздухом, а не ледяной иссушающей смертью, осмелилась взглянуть на лодочника.

– Меня часто укачивает на воде, ничего страшного.

– Укачивает на воде? – лодочник недоверчиво посмотрел на меня.

– Да. Мы с мужем недавно в Лации.

– А-а-а, вот оно что! То-то я все думал, какой говор у вас странный. Откуда вы родом?

Болтовня с мужчиной раздражала, но и помогала отвлечься. Не думать о том, что может спровоцировать мою… или нашу с малышом нестабильную магию.

Мне надо просто добраться домой. Проверить уроки, а потом выбраться с Софи на прогулку. После ужина уложу ее спать и дождусь Анри. Спрошу его обо всем, глядя в глаза.

«Уверена, что сумеешь распознать ложь, Тереза»?

Нет. Я не была уверена. Однажды уже не распознала, и это сводило меня с ума.

Если Комитет приказал меня устранить, зачем он ездил в Тритт?

Из лодки вышла, пошатываясь, как пьяная. От раздирающих эмоций и пытающейся прорваться тьмы болела голова и потряхивало. Дошла до дома, привалилась к двери. Нельзя подниматься к Софи с таким лицом. Нельзя подниматься, пока я не возьму себя в руки.

Как ни странно, именно мысль о дочери заставила меня собраться.

Не мог так жестоко лгать тот, кто раздобыл карты, чтобы помирить нас с Софи.

Не могли глаза Анри лгать, когда он говорил о нашем ребенке.

Не мог он лгать, когда рисковал жизнью на балу у Эльгера. Когда отпустил золотую мглу, чтобы меня спасти, и чуть не погиб сам.

Ему поручено меня убить?

Невозможно.

В душе рождалась странная, полубезумная решимость, граничащая с уверенностью. Всему есть объяснение, и Анри мне все расскажет, когда вернется.

Что бы ни случилось…

Я не должна сомневаться в нем.

43

Ожидание – самое пакостное из того, что можно себе представить. Наверное, я справилась на ура, потому что ни одна вещь в доме не рассыпалась тленом. После того, как уложила Софи, устроилась в гостиной с книгой. Строчки перед глазами разбегались в разные стороны, а застилающие их мысли казались не самыми радужными. Хотя бы потому, что мне тоже придется кое о чем рассказать Анри.

Убедившись в том, что читать не получится, книгу я отложила. Так же, как и диванную подушечку, которую клала себе на колени для удобства. Поднялась, подошла к окну и отодвинула портьеру: ночи в Лации темные, и чем ближе к лету, тем непрогляднее становится темень. Холодный свет растущей луны мешался с мягким светом ближайших фонарей, вместе они расплескались неровными узорами по потрескавшейся плитке. Мимо прошла влюбленная парочка, уставший рабочий, еще несколько припозднившихся горожан. Впрочем, не знаю, можно ли о них сказать припозднившиеся – в Лации народ гуляет ночи напролет, особенно весной.

Время шло, но Анри не шел. В конце концов я устала волноваться и облокотилась о диванную спинку. Голова становилась тяжелой, веки тоже, и я решила, что можно ненадолго закрыть глаза.

– Тереза!

Не самый лучший способ проснуться, когда тебя встряхивают, словно куль.

– Тереза, что с тобой?

Впрочем, если учесть, что я лежала, уткнувшись носом в диванную спинку, зажав одну руку между грудью и подлокотником, а второй позволив безвольно свисать к полу… наверное, это можно оправдать. Несколько мгновений я пыталась понять, как мы с Анри оказались в такой ситуации, а потом вспомнила. И мягко высвободилась из его объятий.