Belochka LG - Рив [СИ]

— Ненавижу… ненавижу императора! — прерывисто бормотал Лем и всхлипывал, уткнувшись в подушку. — И альф ненавижу! Всех до одного!

— Малыш… — папа-омега ласково гладил золотистую макушку сына, — не плачь, мой хороший. Может, тебе даже повезло. Этот Олаф — действительно редкостный урод и проходимец.

— И даже он от меня отказался! — в отчаянии пискнул Лем.

Хрупкие плечики вновь задрожали, и Нейтон тяжело вздохнул. Да уж, нынешние альфы совсем потеряли совесть. Вместо того, чтобы создавать семьи, предпочитают пользоваться привилегиями, позволяющими заниматься сексом с множеством партнёров. Лишь численное восстановление воинства волновало императора. Важно было, чтобы беременность наступила во время первой течки, а до того, что чувствуют мальчишки, обречённые с первого раза выдержать практически групповое изнасилование, ему дела не было.

Для этого ли он, Нейт, воспитывал своего нежного мальчика? Думал ли, какая незавидная судьба поджидает любимого сына? Сегодняшний «жених» был их последней надеждой на брак. Олафу больше ста лет, он стар и уродлив, но мог стать единственным мужем Лема и тем самым оградить маленького омежку от посягательств толпы жаждущих альф. Завтра Лем явится перед глазами пяти воинов, чтобы один из них заявил на него права. Если претендент действительно будет один — свою первую течку малыш проведёт с ним, и брак при этом не обязателен. Если желающих окажется больше — воины вступят в поединок за право обладать омегой единолично, а победитель станет его мужем.

Впрочем, подобные группы альф обычно договаривались заранее, и никто из них не проявлял ярко выраженной симпатии к омеге. За последние три года было известно только о десятке поединков и одном невероятном совпадении, когда вот так, случайно, встретилась истинная пара. Так что скорее всего Лем будет принадлежать всем пятерым воинам. В период течки они по очереди будут овладевать омежкой, пока экспресс-тест не покажет, что беременность состоялась. Кто окажется отцом будущего ребёнка, выяснять не станут. Дитя заберут в императорский дворец и, искусственно стимулируя взросление, с первых дней будут воспитывать из него безупречного и бессердечного воина.

Широко расставленные коленки омеги находились в углублениях специального диванчика, а попка была высоко приподнята, чтобы альфам было удобнее рассматривать мальчишку во всех подробностях и трахать его узкую дырочку. Впрочем, узкой она будет недолго. Сегодня, к сожалению, Рив не будет первым у этого рыжего лапочки, но зато, возможно, станет последним. Ему чаще других альф удавалось создать узел, необходимый для успешного оплодотворения, и в этом тоже была своя прелесть.

После того как альфы вдоволь насмотрелись на униженного малыша, Брент, которому предстояло открыть вечер, обратился к воинам:

— Кто-нибудь хочет заявить права на этого омегу? — его лицо искривилось в усмешке, но протокол, тем не менее, необходимо соблюдать.

Мальчишка крепко зажмурился, а его губы стали шевелиться в отчаянной молитве. «Глупый… — подумал Рив, — неужели ещё на что-то надеешься?»

Воины по-прежнему молчали, и уверенным шагом Брент подошёл к малышу. Его крошечная дырочка блестела густыми прозрачными капельками, и альфа по-хозяйски размазал их большим пальцем. Омежка всхлипнул и попытался сжаться, но форма дивана не позволяла изменить позу. Однако такая скромность развеселила Брента, и он широко улыбнулся.

— Так сильно хочется, малыш? — облизал губы и стал помалу проникать в дырочку пальцем.

Вот поганец! Знает же, что омегам, попавшим на случку, дозволяется говорить только «да»!

— Да… — тихонько промолвил мальчишка, и по щеке его побежала слеза.

— Это хорошо, — ладонь Брента опустилась к торчащему члену, небрежно погладила его и сжала яички. — Очень хорошо…

Проклятье, на кой-этот цирк?! У мальчишки первый день течки, его член будет стоять во сне, в анабиозе и при смерти!

Второй палец проник в дырочку, и омежка застонал, помимо воли подаваясь навстречу ласкающей руке.

Похоже, Брент сегодня в ударе, да и не самый худший вариант. Крейг, например, предпочитает брать малышей сразу, без подготовки. Крики боли помогают ему образовать замок, необходимый для оплодотворения, и чем громче кричит омега, тем жёстче вбивается Крейг, частенько травмируя дырочку уже начинающим расти узлом.

Чёрт, да у каждого из альф свои предпочтения в сексе. Психика омег часто ломается после такого «первого раза», и почти половина из них, исполнив долг перед Империей, становятся шлюхами, больше никогда не стремясь создать нормальную семью.

Брент тем временем вытащил пальцы из растянутой дырочки и приступил ко второму этапу сценария — принялся скользить членом по жаждущей проникновения промежности. Изнывая от желания, со слезами в бирюзовых глазах мальчишка взмолился:

— Пожалуйста, сэр!

Омежка отчаянно выпячивал попку, мучимый естественной потребностью и невероятной похотью; крутил ею нетерпеливо, стараясь поймать дырочкой толстый дразнящий ствол.

— Ты же девственник, — хрипло рассмеялся Брент. — Откуда такое распутство? — он склонился к уху мальчишки. — Признайся, что ты шлюха, малыш… и получишь желаемое.

— Я шлюха, сэр, я шлюха! — с готовностью выкрикнул омежка, хватая губами воздух. — Пожалуйста, пожалуйста! — он снова заплакал, и слёзы прочертили дорожки по пунцовым веснушчатым щекам.

Страдают не только омеги, это лишь видимая часть айсберга. Любой альфа по природе своей — собственник с высокоразвитым инстинктом защищать, потребностью оберегать единственного любимого. Не сложно догадаться, как разрушается сознание воина после нескольких таких «случек». Это хуже войны…

Не желая наблюдать разыгрывающуюся сцену, Рив откинулся в кресле, позволяя настойчивым губам Слейна присосаться к своему члену, и запустил пальцы в его белокурые волосы. Сладострастный анус Крейга тем временем уже ласкал юркий язычок молодого альфы, имени которого Рив пока не запомнил, поскольку тот недавно присоединился к их группе. Рив лениво раздвинул ноги на случай, если Слейну вздумается трахнуть гостеприимный зад лучшего друга, и закрыл глаза.

Наверное, он тоже безнадёжен, — мелькнула отстранённая мысль. Во всяком случае, образ златокудрого мальчишки, преследующий его все пятнадцать лет войны, в последнее время всё реже возникает перед глазами, смешиваясь с бесчисленными зарёванными личиками побывавших под ним молоденьких омег. Он бы женился на одном из них из жалости. Но слабая тень надежды всё ещё теплилась в огрубевшем сердце, хоть и таяла с каждым напрасно прожитым днём.