Ирина Котова - Связанные судьбы [litres]

– Та-ак, – сказала царица, зачерпывая ладонями воду и отпивая – щеки ее тут же порозовели, – ох, и люблю я такие места. Новорожденные, чистые. Вода как она есть, без следа человека.

Она пила и пила, болтала, радовалась, словно ребенок, что-то ласково шептала озеру – и внимания не обращала на голого уставшего дракона, севшего на песок и смотрящего на водную поверхность. Ему бы поохотиться, выпить свежей крови, но нет на это времени. Придется терпеть и питаться солнцем.

– Ладно, – произнесла Талия, сжалившись, видимо, над выжидательно поглядывающим на нее драконом, – пойду я искать твою желанную, Четери. Если меня долго не будет – не переживай, жди. Со мной в воде ничего не случится, помни это. Хоть и дикий поток, неприрученный, несмышленый. – Она снова опустила ладони в воду и добавила восхищенно: – Видишь, как петлями крутит?

На поверхности озера и правда показались буруны – будто там ворочался, свивался кольцами гигантский водяной змей. Царица поцокала языком, покачала головой.

– Грозится, боится меня, – обьяснила она со смешком, – чисто жеребец дикий. Но я справлюсь. Только не лезь, помешаешь.

– Не полезу, – сдержанно пообещал Мастер клинков. – Спасибо тебе, царица.

– Потом поблагодаришь, – отмахнулась она. И стала раздеваться, аккуратно складывая одежду подальше от воды. Огромное озеро заволновалось, стало плескать сердитыми волнами на берег, даже, кажется, заворчало. Но государыню это не смутило. Она встала босыми ногами в воду – Чет только и смотрел, что на эти ноги, потому что белое тело, крепкое, ладное, с мягкими линиями, так и тянуло прикоснуться, разглядеть, – прошла немного вперед и лихо нырнула.

Он ей верил. Наверное, именно поэтому все-таки позволил себе упасть в сон, чтобы восстановить силы. И, когда проснулся, не сразу сообразил, почему вокруг так темно: у ног его лежала одежда царицы, на небе загорались первые звезды… а озеро ревело, поднимаясь светящимися лазурью бурунами, перекатываясь мощными горбами, как в страшный шторм, и жутко это смотрелось, потому что стоял абсолютный штиль. Ветер затаился, словно опасаясь дуть над разгневанной водой.

– Не лезь, – сказал он себе и встал. – Не лезь.

Мастер клинков вдохнул-выдохнул несколько раз, пытаясь отыскать в себе спокойствие и уверенность, которых уже не было, мотнул головой и обернулся в дракона. Мгновенно взлетел, покрутился над серединой озера – там, где чувствовал сияние ауры царицы Маль-Серены. Рассерженное сияние, злое. И прямо в воздухе обернулся в сверкающего горящим орнаментом гиганта, приняв боевую форму, – и только успел набрать воздуха, прежде чем рухнуть вниз, в бушующее Белое море.

Его сразу оглушило, завертело – и Четери нырнул глубже, туда, где не так бесновались волны, и еще глубже, к бьющейся светлой фигурке, от рук которой тянулись толстые светящиеся плети – царица выгибалась, тянула их на себя. Было полное ощущение, что петлями своих заклинаний она заарканила огромного дикого быка и пытается стреножить его. В ушах дракона ревела рассерженная водная стихия, он даже опешил – никогда вода не была такой яростной, агрессивной.

Чет опустился еще глубже и увидел то, чего не замечал раньше: плотные жгуты темной воды обвивали владычицу Маль-Серены, утягивая ее на дно; нет, не бык это был, а огромный водяной дух, похожий на осьминога, и плети упрямой царицы очевидно истончались, и сама она слабела – грудь, сдавленная кольцами, сплющенная, мелко поднималась и опускалась, и сильные руки подрагивали, натягивая канаты заклятий и пытаясь удушить непокорное порождение новорожденного озера.

Чет устремился вверх – легкие уже горели, – хлебнул воздуха пополам с водяной пылью и снова нырнул, мощно, сильно.

«Помоги, мать моя великая».

В руках его полыхнули клинки – чудовищный дух тянул царицу на дно, – и Чет сжался, как пружина, толкнулся вперед, перерубая плотные щупальца, удерживающие женщину, оскалился, чувствуя, как его ноги опутывает очередной жгут, и расслабился – дух тянул его к пасти. Уже перед самой гигантской мордой Мастер извернулся, ударил оружием по водяному канату – вода застонала, заревела – и наотмашь, особо не разбираясь, начал полосовать плотный живой шар, стремясь добраться внутрь – туда, где пульсировал, свиваясь и извиваясь, клубок водяных стихийных нитей.

В глазах темнело, не хватало воздуха, но Четери двигался вперед, отбиваясь от хлещущих по нему потоков, – и дотянулся-таки, ударил в самое сердце, увидел, как распадается клубок, успел почуять, как успокаивается озеро, – и потерял сознание.

Темное небо сверкало звездами, Белое море, усмиренное, было ласково и тихо, а на поверхности воды маленькая черноволосая женщина бережно удерживала гигантского мужчину, и покорные течения несли их обоих к берегу, пока не прибили к светлой мраморной отмели – вынесли на камень и откатились, оставив двоих на твердой земле.

– Большой, а глупый, – бормотала государыня расстроенно и мягко, приложив ухо к широкой груди – она, наверное, могла бы поперек лечь на эту грудь, если ноги поджать, и еще место останется. – Как ворочать-то тебя?

Она стучала кулаками по его груди, потом вскочила на нее ногами, прямо туда, где было сердце, и начала прыгать, упорно, сильно.

– Переупрямила бы я его, – ворчала царица и набирала дыхание для очередной серии прыжков, – никуда бы не делась. Или нет? Ох, старая я дура, забыла, каково это – с неприученной стихией связываться, привыкла, что все меня уже знают и признают. Ну что ты лежишь! – крикнула она и всхлипнула. – Дыши давай! Не дам умереть!

Гигант лежал безразлично, похожий на камень, и Талия соскочила с него, подняла руки – поднялись высокие волны, двумя прозрачными ладонями перекатили мужчину на бок, зажали и стали мять грудь – с каждым нажимом рот дракона открывался, оттуда плескало водой, а царица уже рычала и плакала от отчаяния.

– Дура я, дура! Матушка, помоги, прошу, помоги!!!

Спустя несколько мгновений с неба прозвучал тонкий усталый вздох, и призрачная женщина вдруг прильнула к устам своего сына – и тут же отпрянула назад, в небесные чертоги. И широкая грудь дрогнула, заскребли пальцы по белому камню – изо рта дракона с хрипом хлынула вода. Четери скорчился на берегу, поджав ноги, и судорожно пытался вздохнуть. Заходился кашлем, до рвоты и спазмов, и мучительно извергал воду, вздрагивая, выгибаясь и силясь набрать-таки в легкие воздух.

– Вот так, милый, давай, – уговаривала его Иппоталия, – дыши, дыши, пожалуйста!

Это оказались самые страшные минуты в ее жизни – даже когда она бесновалась на коронации и на остров двигались гигантские волны, не было ей так отчаянно больно и страшно.

Он затих минут через двадцать. Очертания гиганта таяли, оставляя на берегу обычного – хотя какой же он обычный? – красноволосого мужчину. И царица хлопотала вокруг Чета с причитаниями, как простая девка, подкладывая свою одежду под тело, накрывая его и ложась рядом, чтобы согреть. Обхватила, прижалась, поцеловала в щеку – дракон смотрел в небо, как в вечность, и что видел там – непонятно, – и прошептала: «Спасибо, брат мой».