Ирина Котова - Связанные судьбы [litres]

– Слезь с меня, – прошептала красная принцесса.

Ярость и злость пылали пламенем, переплавляясь в какое-то бешеное желание убить, уничтожить, пустить ему кровь. Она застонала от бессилия и вдруг остро ощутила огромное мужское тело, лежащее на ней. Внизу живота закручивался тугой комок, и хотелось потянуться назад, как кошка, потереться ягодицами об его чресла, и будь что будет. Волосы на затылке встали дыбом, а соски, прижатые к горячему песку, отяжелели и стали вдруг такими чувствительными, что она едва сдержала стон.

– Слезь с меня, проклятый дикарь!

Нории потянул носом воздух. Ее запах изменился, и его тело мгновенно отреагировало на это. К ярости, страху и отчаянию теперь примешивался солоноватый запах ее желания, пряная смесь покорности и дикости.

– Я бы мог иметь тебя на этом песке до завтрашнего полудня, и ты просила бы еще, пока не потеряла бы сознание, – пророкотал он ей на ухо своим ужасающим голосом, вызывая болезненные спазмы внизу живота и делая ее совершенно мокрой. – Но не бойся, маленькая принцесса, сейчас я не трону тебя. До первой нашей супружеской ночи у тебя будет время разобраться в том, чего ты хочешь на самом деле.

Он встал легко, одним рывком, а ей хотелось лежать и умереть. От реакции собственного тела, от того, что после всех испытаний, несмотря на опустошающую усталость, оно отвечало на его слова дрожью и томительной тяжестью. От того, что горы были так близко и ей не хватило совсем немного.

Нории поднял ее, напряженную, но без страха выдержавшую взгляд его вишневых глаз, отряхнул от песка. Какая же она маленькая, изящная, почти прозрачная, с этими голубыми глазами и тонкой кожей, такой нежной, что даже его изучающий взгляд слишком груб для нее. И длинные, ниже ягодиц, очень светлые волосы, и грудь, небольшая, вызывающая, и белый пушок, и аккуратные бедра… Он резко поднял глаза, закрыл их, пытаясь справиться с собой.

– Полетели домой, Ани-лиша. Я слишком много дней тосковал без тебя.

Начало ноября, суббота, Лаунвайт, Инляндия

Люк Кембритч

В шесть часов утра под моросящим серым дождем к дому Кембритчей подъехал длинный белый автомобиль с государственным гербом на крыле, и впустившему раннего гостя в дом дворецкому со всем апломбом было объявлено, что виконта Лукаса Бенедикта Кембритча приказано доставить в Глоринтийский дворец на встречу с его величеством Луциусом Инландером. Дворецкий невозмутимо принял у третьего помощника секретаря его величества промокший зонт, пригласил его в гостиную и предложил чаю с кексами. И пока ранний гость наслаждался превосходной выпечкой, Уолдред послал горничную разбудить леди Шарлотту.

В шесть пятнадцать неторопливо освежившаяся хозяйка дома набрала на телефоне номер, которым не пользовалась уже много лет.

– Шарлотта Кембритч, – проговорила она в трубку ровно, хотя заметно волновалась. – Ваше величество, приветствую. Простите мой ранний звонок, но что за спешка, Луциус? Мальчик спит, он только после болезни, совсем слаб.

– Лотти, – суховато и после небольшой паузы ответил король Инляндии, – удивлен, удивлен.

– Чему же? – проговорила она мягко, успокаиваясь.

– Ты почти семь лет не звонила мне.

– Повода не было, – сказала она непринужденно. – Не могла же я отрывать тебя от дел по пустякам.

– Твои дела никогда не были для меня пустяками, кузина, – ответил он любезно. – А что касаемо твоего «мальчика», так слабость и болезнь не помешали ему совершенно возмутительным образом нарушить режим и сбежать из лазарета. Так что к семи должен быть у меня.

Тетушка леди Шарлотты в свое время сделала блестящую партию – вышла замуж за отца Луциуса, и Инландер, несмотря на всю свою суховатость, к родственникам относился с доступным ему радушием. И хотя публично фамильярность была недопустима, в кругу семьи и частных беседах он мог быть приятным и даже остроумным.

– Лици, – проворковала леди Шарлотта в трубку, будто ей было не за пятьдесят, а всего лишь семнадцать, – сжалься. Это ты жаворонок, а нам, простым смертным, никак не приспособиться к твоему режиму. Пусть поспит. Перенеси хотя бы на одиннадцать.

Его величество недовольно кашлянул в трубку.

– В одиннадцать, – сказал он, и леди довольно улыбнулась себе в зеркале, поправила воротник пеньюара. Сейчас будет встречное условие, Луциус не делал одолжений без немедленного взимания долга. – И, Лотти. Через пятницу – Серебряный бал. Я хочу, чтобы ты была. Вместе с сыном.

– Конечно, – пообещала графиня Кембритч. – Благодарю за доброту, ваше величество.

Без пяти одиннадцать Люк, одетый в строгий костюм, в спешном порядке доставленный ранее остального заказанного матерью гардероба, любовался своим разбитым лицом в зеркала, коими была обильно украшена секретарская у приемной его величества. Виталисты постарались на славу: отек спал, синяков почти не было видно, но некая покореженность наблюдалась, как и розовеющие свежие шрамы от рассечений. Личный секретарь его величества, лорд Палмер, вышедший из кабинета, позволил себе несколько оценивающих взглядов, прежде чем пригласить Кембритча на аудиенцию.

Высокий, сухой, с начавшими седеть рыжими волосами, король Луциус на мгновение поднял блеклые голубые глаза на вошедшего, задержал взгляд на его лице, чуть нахмурился, но милостиво кивнул в ответ на поклон и приветствие и продолжил читать бумаги. Выражение лица его величества было несколько брюзгливым, и Кембритч, стараясь не ухмыляться, вспоминал, как его мать сравнивала Луциуса с унылой собакой. «Чистый бассет-хаунд, – говорила она, – а ведь в молодости был весьма и весьма».

Люк, подавляя неуместную веселость, молчал, оглядывая кабинет. Небольшой, душный, с маленьким окном. Тяжелая и темная дубовая мебель с резными гербами, глубокий камин с широкой трубой, выложенной белой плиткой с лазурной росписью, шкафы, кресла. Потемневшее от времени зеркало во весь рост. Весь этот доисторический хлам сдать бы в музей, но ведь традиции. Традиции для Инландеров – это все. Да и сам Глоринтийский дворец производил гнетущее впечатление: темный, с небольшими помещениями, длинными гулкими коридорами со старым паркетом и тихими слугами. Люк никогда не любил здесь бывать. Неудивительно, что правящая династия напоминает тихих неврастеников – попробуй остаться со здоровой психикой, когда растешь в этом подавляющем тебя складе старых вещей.

Запах табака щекотал ноздри – его величество никогда не курил на людях, но, работая, баловался, и Люк чуть поморщился, вдохнув едкий приторный дымок: сам он не любил сигарет со сладким вкусом, полагая, что добавки только портят удовольствие.

– Кембритч, – наконец холодно сказал король Инляндии, отложив бумаги, – приглашаю вас пройтись. У меня к вам разговор.