Ирина Котова - Связанные судьбы [litres]

И над всем этим парит зловещая фигура полковника Тандаджи, который, судя по его взгляду, предпочел бы запереть меня с сестрами в одиночных камерах и кормить только пюреобразными блюдами – чтобы их высочества, не дай боги, не подавились. На этот взгляд я имела удовольствие полюбоваться после работы, когда зашла в Зеленое крыло решить очередной государственный вопрос.

Тандаджи с момента знакомства напоминал мне большого отожравшегося крокодила. Зеленый крокодил в Зеленом крыле. Лежит такая махина на песочке, бревно бревном, почти не дышит. Но стоит подойти ближе – клац зубами, и нет смельчака.

Игорь Иванович Стрелковский лично мне был поприятнее. Да что там говорить – он был моей первой девичьей влюбленностью. Высокий, стройный, светловолосый, в форме, он всегда легко общался с нами, а Поля с ним даже дружила своеобразно.

Лет до двенадцати я страдала по Игорю Ивановичу. Потом влюбилась в одноклассника, потом в другого, третьего, потом в популярного тогда певца Василия Луча – и каждый раз страшно переживала, плакалась Катюхе, мучила ее восхвалениями очередного избранника. Пока не поняла, что все мои сердечные порывы длятся не больше месяца, затем становится скучно, и я с недоумением гляжу на предмет своих воздыханий, гадая: что же я в нем нашла? Со временем я смирилась с тем, что на глубокое всепоглощающее чувство не способна. Точнее, они все у меня были всепоглощающими, только быстро заканчивались. А семь последних лет не было и этого. Если не считать, конечно, мои вздохи по Мариану, но, надо признаться, здесь было больше восхищения и зависти к тому, что Вася нашла своего мужчину. Сейчас я вполне отдавала себе отчет в том, что мне с таким, как Байдек, было бы очень тяжело.

Моя странная зависимость от Кембритча била все рекорды – два месяца, но кто поручится, что завтра я не очнусь, как это уже бывало, с ровным сердцем и спокойной головой?

«Осталось понять, надеешься ты на это или боишься этого».

Из кабинета Тандаджи с полубезумным видом хорошо пришпоренных лошадей быстро выходили сотрудники Управления. Кланялись, здоровались и убегали на свои места. Круглосуточно они тут, что ли? Я подождала, пока выйдет последний, заглянула в кабинет. Грозный начальник сидел с отрешенным лицом, поднял на меня глаза, встал.

– Добрый вечер, Марина Михайловна.

– Добрый вечер, полковник, – отозвалась я, проходя в кабинет. – У меня к вам просьба.

– Почту за честь помочь вам, ваше высочество, – ответил тидусский крокодил, кланяясь.

Интересно, только я слышу откровенное ехидство в его голосе?

– Это не займет много времени, садитесь, пожалуйста, – попросила я, аккуратно присаживаясь в кресло напротив стола. – Я хочу сделать татуировку. И мне нужно, чтобы вы порекомендовали мне надежного мастера.

– Татуировку, – произнес Тандаджи. И посмотрел на меня тем самым взглядом, видимо, прикидывая, есть ли в его казематах свободная одиночка.

– Совершенно верно, полковник, – видят боги, мне очень хотелось рассмеяться.

Он некоторое время смотрел на меня, а я на него. Молча. Меня такими методами давления не проймешь – не после пациентов, которые считают тебя кем-то вроде воплощения зла, потому что ты после операции на желудке заставляешь их питаться пюре и кашками.

– Боюсь, – проговорил Тандаджи сухо и без запинки, будто повторял это уже много раз, – я не имею права принимать такие решения без согласия ее величества.

– Полковник, – ответила я любезно, – вы, конечно, можете доложить о моем желании Василине. Но тогда я пойду к своему старому мастеру. Он великий художник, но болтлив, как десяток сплетниц. И наверняка узнает меня по своей старой работе. Мы ведь не хотим, чтобы пикантные подробности появились в иностранных газетах? Помнится, он фотографировал мою спину для своего каталога…

Крокодил моргнул третьим веком и уставился на меня тяжелым взглядом хищника, у которого пасть замотана скотчем. Нужно было срочно смягчать удар.

– Я понимаю свою ответственность, господин Тандаджи, поэтому и пришла к вам. Вы ведь не откажете мне в этой маленькой просьбе?

– Как я могу? – леденящим тоном ответил тидусс. – Для меня счастье угодить вам, принцесса. Все можно решить проще – мы договоримся с вашим мастером на магконтракт, если вы дадите его координаты. Даже если захочет рассказать, не сможет.

– Это было бы прекрасно, полковник. – Вот что значит профессиональный подход!

– Возможно, вы в ответ удовлетворите мое любопытство? – ненавязчиво вопросил тидусс.

Победу было рано праздновать, и я насторожилась. Но кивнула.

– Почему вы дали кровь виконту Кембритчу?

– Из милосердия, полковник, – объяснила я, вставая. Надо было уходить: скотч трещал, мелькали острые зубы, и рептилия медленно подползала ко мне.

– И все? – вежливо спросил Тандаджи, поднимаясь вместе со мной. Взгляд стал острым, колким. Неужели догадался?

– Он достойный человек, полковник, – сказала я, отступая к двери – и увидев мелькнувшее на мгновение удовлетворение на его лице. – Мне этого достаточно. До свидания и благодарю за содействие.

До Катиного дома я доехала быстро, охранники привычно остались в холле, а мы болтали, глядя на ее дочерей, которые расположились тут же, на полу, с раскрасками. В доме даже запах изменился – пахло радостью, чистотой и пекущейся на кухне шарлоткой. Но снаружи он все равно производил угнетающее впечатление.

– Ты выглядишь куда свежее, – похвалила я ее, – но я все не оставляю мысль затащить тебя на ипподром. Я занимаюсь с Пастухом по вторникам и четвергам, если нет других дел; тебе бы тоже пошло на пользу. Там есть детский круг, кстати, и чудные пони. Девочки будут в восторге.

– Мариш, – рассмеялась она, – я уже сто лет не ездила верхом. Дай мне немного полениться в своем коконе. Ты так упорно выпихиваешь меня в жизнь, что я чувствую себя старушкой, которой ничего не надо.

– Я тоже думала, что мне ничего не надо, кроме работы, Кать. – Подруга была права, конечно, но мне очень уж хотелось, чтобы она забыла все, что с ней случилось. А как забыть? Только создав прослойку из новых впечатлений. – Но это как снежный ком. Сначала пробуешь одно, потом другое, а потом недоумеваешь: как ты жила без всего этого?

– Я подумаю, – сказала она деликатно. – Я вообще уехать хочу, Мариш. На побережье, поближе к монастырям Триединого. Душно мне последнее время, тяжело очень. За девочек боюсь. Если сойду с ума, кто о них позаботится?

О том, что она темная, Катя по большому секрету рассказала мне в шестом классе. И о том, что с людьми их крови иногда происходят страшные вещи – появляется одержимость, может вселиться какая-то иная сущность. Спасская готовилась поступать в МагУниверситет, поэтому ходила в храм, принимала какие-то настои, но, честно говоря, это всегда мне казалось надуманной проблемой. Странно бояться девчонки, с которой дружишь с первого класса, даже если про потомков Черного Жреца рассказывают страшные сказки, а демонами, сосущими кровь, пугают детей. В конце концов, у нее была куча возможностей покусать меня, когда она оставалась ночевать в моих покоях. Да и сейчас, несмотря на смерть мамы, я никак не могла соотнести Катюху и чудовище, ставшее причиной нашего несчастья. Тем более что, кажется, она сама себя боялась больше, чем могли бы это делать окружающие, знай они семейный секрет Спасских.