Мари Явь - Децема 1,5

Поднявшаяся волна возмущенного ропота была утихомирена взмахом руки Иберии.

— Спишем эту выходку на состояние аффекта, — проговорил он утомленно. — К тому же, с некоторых пор Бартл и иже с ним напрямую подчиняются… м-да, своему командиру. Адсон, ты подготовил бумаги? Осталось только решить, кто будет наставником нашего нового мастера. — Оглядев собравшихся исподлобья, я убедилась в том, что, несмотря на почетность этой должности, желающих иметь со мной дело ни у кого не было. — Не спорю, задача непростая.

Никудышная физическая форма и откровенное невежество — меньшее, что предстоит исправлять ее наставнику.

Молодого мастера необходимо познакомить с обычаями нашего клана и моей семьи, и лучше всех с этим справишься, конечно же, ты, Индра.

Для всех это заявление стало сенсацией. Для всех, кроме самого Индры. Спокойно сидящий рядом со своим отцом парень даже не вздрогнул. Он не собирался возмущаться или пытаться отмежеваться, хотя, спору нет, брать на себя роль моей няньки ему едва ли хотелось.

— Но не слишком ли… юный босс молод? — решился вставить один из присутствующих — длинноносый, большеглазый господин в почтенном возрасте.

— Вы считаете мою молодость недостатком? — спокойно уточнил Индра, поднимая свой невозможно темный взгляд на собеседника.

— Ну что вы… все присутствующие не дадут соврать: у вас нет изъянов, — ответил поспешно тот с намеком на двусмысленность.

Но Индра лишь покривил губы в суховатой улыбке.

Когда Адсон — личный секретарь его величества — положил перед ним распечатанный документ, Иберия подозвал меня, протягивая изящную перьевую ручку.

— Поставьте здесь свое имя, милая барышня, — галантно попросил он, смотря на меня, поджавшую губы и бессмысленно хлопающую глазами. — В чем дело? Может быть, вы хотели что-то сказать собранию, прежде чем давать свое согласие? Не спорю, решение ответственное.

Его серьезный, участливый тон был самой обычной насмешкой, и это понимал каждый.

— Нет, — пробормотала я, краснея. — Я просто… просто не умею писать.

Совещательный зал стремительно пустел, и когда я уже собралась последовать примеру прочих старейшин, раздался голос моего наставника:

— Стой на месте. Слова «все свободны» к тебе не относились.

Проводив взглядом последнего человека, покинувшего помещение, я настороженно обернулась. Моя наивность испарилась. Мысли о том, что Иберия, как всамделишный любящий отец, примет меня в свою семью с распростёртыми объятьями, уступили место догадке. За подобную честь придется заплатить высокую цену. Чтобы подняться до тех высот, на которых находился клан Нойран, просто дойти до Тавроса было недостаточно.

— Считаешь себя особенной? — глаза Индры прищурились. Все еще сидя в своем кресле, он достал черную сигарету.

— Чего…

— Я спросил, считаешь ли ты себя особенной?

И почему этот подросток не выглядел смешно, корча из себя взрослого? Сидя здесь, куря и смотря на меня с холодным презрением.

Индра не играл роль. Чтобы производить впечатление прирожденного убийцы и садиста ему не нужно было взрослеть дальше. Он уже отлично справлялся с тем, чтобы пугать до колик.

— Не понимаю, к чему…

— Все время этого собрания тут только о тебе и говорилось. Твое появление произвело фурор. Порождение Эзуса, благословенное Эйей, — какая невидаль. Ее выбрал Мельхом, она добралась до Тавроса невредимой, стала приемной дочерью самого Иберии — чудо на чуде и чудом погоняет. Понимаешь? — я лишь сильнее нахмурилась, следя за тем, как он стряхивает пепел прямо на пол. — Это дано не каждому, правда? Такое могло случиться лишь с кем-то особенным, не так ли?

— Ну… я…

— Признайся, ты считаешь себя особенной.

Задумавшись, вспомнив, как много случайностей, сложившись воедино, привели меня сюда, я неловко пробормотала:

— На… наверное…

Его глаза прищурились.

— На колени.

— А? — растерялась я, веря, что ослышалась.

— С этого самого момента это твое место. Ясно?

— Ч-чего?! Я не стану…

— Станешь, — спокойно заверил Индра. — Что такое? Считаешь себя выше этого, потому что ты «особенная»? Можешь забыть о своей особенности. И чем скорее, тем лучше. Думала, что, придя сюда и принеся это барахло, ты получила привилегию называть моего отца своим отцом, а меня — своим братом? Что, выслушав твою историю, мы умоемся слезами умиления? Интересно узнать, о чем ты думала, когда отец назвал меня твоим наставником? Как ты себе это представляла? Тебе кажется, что я должен относиться к тебе с большим уважением? Что я слишком груб и жесток?

Погоди, ты еще не все слышала.

Чувствуя расползающееся жжение в груди, я даже не пыталась защититься. Потому что его слова были извращенной… правдой. Глубоко в душе я рассчитывала на понимание и поддержку, в связи с чем теперь мысленно называла Индру изувером и ублюдком. Он озвучивал мои наивные мысли в своем переложении.

— С этих самых пор у тебя будет свод заповедей, придерживаться которых ты станешь следующие три года, вплоть до своего совершеннолетия. Первая и главная: наставник — твой царь и бог.

Я не сдержала едкий смешок.

— Вторая: ты — никто. Как тебя зовут?

— Эла, — отозвалась я напряженно.

— У тебя нет имени. У тебя даже пола нет, понимаешь? Ты не женщина, твои волосы завтра будут срезаны. И тебе запрещено их отпускать до своего семнадцатилетия.

Услышав это, я подняла руки к своим волосам, которые, как и у моей матери, были густыми, волнистыми, выгоревшими на солнце. Потерять их означало разорвать всякую связь с родным домом.

— Эти два пункта включают в себя остальные: безоговорочное подчинение, никаких жалоб и недовольства, обязательное ношение перчаток и… вот это, — с этими словами он кинул мне зажигалку, которую я едва поймала.

И если о том, что означал его последний жест, я могла догадаться, то над словами о перчатках мне пришлось поломать голову. Дело, как оказалось, было вовсе не в его брезгливости. А в том, что мои руки были всегда ледяными.

— Если бы стать частью нашей семьи было так просто, очередь, собравшаяся под дверями этого дома, обогнула бы Амальтею трижды, — добавил Индра. — И, честно признаться, я сомневаюсь, что трех лет хватит на то, чтобы даже с модификациями приблизить тебя к уровню, приемлемому для бойца Нойран. Уровня старейшины ты не достигнешь и через полвека. А теперь становись на колени.

Нахмурившись, я набрала воздуха в грудь. Мой взгляд уставился в пол.

— Быть никем привычно для меня, — пробормотала я тихо. — Что не скажешь о вставании на колени. Однако я сделаю это. Но не потому, что меня напугала эта твоя… ваша речь. И не потому, что я ей прониклась. Да, мне больше некуда пойти и, да, я хочу стать сильнее, умнее, хочу стать лучше. Хочу стать кем-то. Но на колени я встану потому, что придет то время, когда на моем месте будешь стоять ты… вы.