Регина Грез - Волк

По длинному темному коридору подвального помещения медленно двигался худощавый пожилой мужчина. Он шел, чуть сгорбившись и прихрамывая, стараясь не отставать от человеком в военной форме, с выправкой старого солдата.

— Прошу сюда, доктор Хелльбек. Надеюсь, перелет прошел удачно и вы имели время отдохнуть?

— Благодарю, господин Майер. Я-я верно к вам обратился? Или следует называть ваше звание?

Голос пожилого мужчины слегка дрогнул, но не от страха, а было это лишь следствием тщательно скрываемой усталости и недавней душевной травмы.

— О, не нужно церемоний, Доктор! В неофициальной обстановке зовите меня просто Курт. Я рад, что могу лично сопроводить вас к объекту. Но вы неважно выглядите, вы уверены, что не нуждаетесь в дополнительном дне покоя?

— Я готов приступить к работе. Ведь меня для этого сюда доставили в такой спешке?

— Вас пригласили…

— И отказаться было невозможно, не так ли? Моя научная работа почти завершена, но теперь это никому не интересно! я даже не смог побывать на похоронах единственного сына, полагаю, судьба всего рейха сейчас зависит от моего присутствия в Вайсбахе!

В голосе Хелльбека звучало неприкрытое раздражение и горечь. Он тяжело оперся рукой о холодную каменную стену подвала, переводя дыхание. При слабом отсвете лампы на потолке лицо мужчины выглядело землисто-серым и изможденным, словно предсмертная маска измученного узника.

— Я понимаю ваше горе и от души сочувствую вам, доктор Хелльбек. Ваш сын был настоящим асом и принес бы несомненную пользу люфтваффе. Мы все скорбим о нем… Но Крафт нуждается в ученых вашего уровня, и потому вы сейчас должны находится здесь.

Металлический голос штандартенфюрера Курта Майера, кажется, отрезвил мужчину.

— Да, конечно… конечно. Где… этот человек?

— ЭТО уже нельзя назвать человеком. Его организм успешно справился с новым биоматериалом, в отличие от пятнадцати остальных «крыс». По истечении адаптационного периода, ЭТО будет готово к тестам. Вас хорошо ознакомили с проектом?

— О, да… вполне.

Доктор криво усмехнулся, стараясь не выдать весь тот ужас и отвращение, что сейчас бушевали в его душе. Хелльбек прошел внутрь большой мрачной комнаты со стальной клеткой посередине. Внутри же клетки, на низкой кушетке, прикрытый до пояса простыней, лежал светловолосый юноша. Его запястья и лодыжки были привязаны к толстым перекладинам кровати. Хелльбек наклонился над тем, кого Майер уже не считал человеком, и тихо проговорил, обращаясь больше сам к себе, по старинной привычке археолога, исследующего новую интересную находку.

— Так молод… ему верно нет еще и двадцати. Совсем мальчик… Моему Францу исполнилось бы двадцать два в этом году. Они почти ровесники… и даже чем-то похожи.

— У него есть имя? — уже громко обратился Ханс к Майеру.

— Нет. Можете выбрать сами или обойтись номером. На ваше усмотрение. Вам придется вести документацию, дайте ему что-то вроде клички, — равнодушно посоветовал штандартенфюрер СС.

Процедура была скучна для него и даже несколько унизительна, несмотря на личный приказ Крафта, а потому Майер торопился покинуть подвал и вернуться к документам наверху. Ему было поручено лишь проводить доктора к подопытному. Он выполнил свою задачу и, сухо поклонившись больше статусу пожилого мужчины, чем его личности, чеканным шагом вышел из помещения, оставив Ханса наедине с «мясом».

Хелльбек своим носовым платком осторожно вытер испарину с горячего лба юноши. У мальчика похоже был жар, все его тело сотрясала легкая дрожь, губы нервно кривились, обнажая белые крепкие зубы. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови. Пятна засохшей крови виднелись и на груди.

— Ты сильный, здоровый, ты справишься… Ты сейчас больше нужен мне, а не им… Я назову тебя Хати. Теперь ты тоже Волк, обреченный на вечные муки. Но, может, тебе повезет чуточку больше и ты все же когда-нибудь поймаешь ее — свою небесную возлюбленную… царицу ночи… свою Луну. Поймаешь и уже не позволишь ей ускользнуть, она станет твоей Луной. И уже никогда не покинет.

Я хочу верить, Хати… Хочу верить в тебя, потому что все мои прежние веры потерпели крах. Мир рушится на наших глазах, мы превратились в ненасытных чудовищ, нам всего мало. Я отдал бы остаток жизни, чтобы хоть еще один раз увидеть улыбку Франца, но этому уже не сбыться. Я буду жить ради тебя, русский мальчик, потому что мне нужно сейчас ради кого-нибудь жить…

Маша с трудом разлепила глаза, просыпаясь от надрывного детского крика. Голова гудела, словно колокол, совершенно не было сил подняться и подойти к кроватке. Рядом раздался встревоженный голос Брока:

— Машенька, он не успокаивается никак, я его уже полчаса на руках ношу — бесполезно. Может, покормишь Мишутку?

— Ага… давай.

С закрытыми глазами Маша приняла сына и пристроила к груди. Брок заботливо подложил под спину жены большую подушку.

— Сам-то отдыхал бы…

— Ляжешь тут с вами! — беззлобно усмехнулся мужчина.

С другой стороны постели из отдельной кроватки раздалось жалобное хныканье.

— Ну, вот, теперь и Дашуля проснулась!

Маша тяжко вздохнула… «Сил нет совсем, Игнат тоже вымотался, хотя и не показывает виду, уж скорее бы утро, придет Лиза, и я смогу немного подремать наверху».

Последние два месяца были, пожалуй, самыми напряженными в жизни девушки. Маша долго восстанавливалась после операции, а двое крохотных малышей постоянно требовали заботы и внимания. «Мне еще повезло, что все помогают, и Лиза, и Брок. А Хати, так, вообще, словно настоящая нянька. Вот детки подрастут, он целыми днями будет с ними возиться, ему только в радость. Как бы я справлялась одна, без помощников? Точно бы сошла с ума от усталости и недосыпа, а еще постоянное беспокойство, все ли правильно делаю, хватает ли молока…»

Маша с нежностью посмотрела на сыночка, что, насытившись, притих у ее груди. Рядом присел Брок, держа на руках вновь заснувшую дочь.

— Она у нас девочка послушная, спокойная, в тебя, наверно. А вот, Мишка мой характер взял, такой же непоседа, и без сладенького засыпать не хочет…

Брок тихо засмеялся, а Машу, в который раз за эти дни, охватило чувство огромной любви и благодарности к своему мужчине.

— Хорошо, что ты рядом…

— Хорошо, что вы у меня есть…

Под утро Маша смогла, наконец, немного поспать, но даже сквозь сон слышала, как Брок еще пару раз поднимался к детям сменить памперсы. Муж обычно дежурил с детьми по ночам, и отдыхал днем. Машу вполне устраивал такой график, но, в последнее время, ей стало казаться, что они совсем мало времени проводят вдвоем, что Игнат отдаляется от нее.