Виктория Миш - Академия счастья, или Пирожные всегда в цене!

Вот уж нет, дудки. Хочет перевести разговор на меня, и я так ничего и не узнаю. Я сделала строгое лицо и сказала:

— Сначала ты: когда бывал на Земле, что тебе больше всего нравилось? — я подсела поближе и заглянула в глаза, — Вдруг, у нас есть что-то общее?

Кажется, хитрость удалась. Винсент моргнул и задумался. Теперь от меня требуется следующее: хвалить всё, о чем он вспомнит. А если это будет конструкторы или роботы? Неважно. Пусть мужчина разговорится, почувствует, что его слушают и его слова что-то значат. Да, тогда я и смогу нащупать ниточку, которую…

Я остановилась. Так. Мне обязательно нужно разузнать, почему Винсент часто бывал на Земле. С одного раза такие словечки не подцепишь, это нужно целый цикл экскурсий проводить.

— Мороженное, — отмер мой бывший куратор, — Шоколадное. Очень вкусное.

Вот же! А чего-нибудь посущественней?

— Еще аттракционы, — мечтательно произнес Гюрон.

А меня укачивает…

— И женская одежда, — заключил он.

Вот тут я не очень поняла: что он имеет в виду? Разве мы все тут не в модельных платьях, мини юбках и на высоченных гламурных каблуках? До сих пор ноги не привыкли…

— Но ведь она здесь такая же, — осторожно заметила я.

— Нет, — куратор очень резко мотнул головой, — Феи облегающие брюки не носят. Только широкие на физкультуре, или когда нужно идти на задание. В нашем обществе это считается неприличным.

Я вспомнила Ларри, но промолчала. Она одевает широкие брюки, но Ларри — это Ларри, феоша, которая постоянно бросает вызов обществу.

— Мне тоже нравятся все эти вещи, — деликатно сказала я, — И…

— Ты носишь облегающие брюки? — загорелся идеей Винсент, — После свадьбы привезешь?

Я заторможено кивнула, но мысли побежали в неприятном направлении.

Вот он взял меня за руку, нежно гладит по коже. Будет приставать или нет? Только смотрит нежно и улыбается. Пошлю ему улыбку в ответ. Ладно, пусть думает, что я почти за.

Но свадьба… Для меня звучит, как нечто фантастическое, ко мне никак явно не относящееся. Будто говорят о ком-то по телевизору, и обсуждают чужую личную жизнь. Мне всего семнадцать, и я еще ничего не видела! Как я могу связать свою жизнь с человеком, который мне только нравится, и если я не знаю, что такое любовь?

Винсент подтягивается ко мне на лавочке и смотрит долгим взглядом. Вокруг почему-то тихо и даже фонтанчик замирает. Я точно должна играть по его правилам? Эх, он меня снял с занятия, да еще и директор. Он — сильный фей, и я не смогу дать отпор. Да и сидим мы в уединенной, зеленой беседке в самом краю парка.

Я позволила коснуться своих губ и включила «авось». В конце концов, целуется Винсент приятно, да и чисто внешне мне нравится. Ну, не могу я ему отказать в этом деликатном деле. Не могу и почему-то не хочу…

Время остановилось. Все-таки гормоны у меня имеются, и если в обычное время они спят, то с прикосновением чужих губ, просыпаются.

— Лика… — Винсент выдохнул мне в губы имя, и я вздрогнула от неожиданности. Рядом таинственно мерцали фиолетовые глаза, — Мне нужно тебе кое-что сказать…Между нами отныне не должно быть тайн.

Взглядом я попросила не останавливаться, а говорить.

— Ты не должна меня бояться. Я… — он нахмурился, собираясь с силами, — Я давно… То есть…Ты мне очень сильно нравишься…

Он запнулся. Это было так странно, что я почувствовала неладное. В чем он мне собрался признаваться? Что убивает людей? Ест младенцев или балуется черной магией? Мне не хотелось слышать ничего из выше перчисленного, но я решила дать ему шанс. Вдруг раскроет семейную тайну или расскажет, например, где моя мама или почему он не хочет видеть моих приемных родителей.

Но Винсент молчал. Он краснел, как рак, и крепко сжимал мою кисть. Да что с ним такое?

— Помнишь розу два года назад?

— Розу? — я сначала не поняла, о чем он.

Я оставил тебе на внутренней стороне подоконника розу, которую сотворил своими руками, — быстро проговорил он, будто стесняясь.

— На четвертом этаже пятиэтажного дома, — эхом ответила я, все еще не понимая, — То есть это был ты?

Винсент кивнул и в его глазах зажглась надежда.

— И это я сказал той девушке из приемной комиссии, что самое вкусное мороженное продается в том магазинчике у памятника Пушкину, — казалось, Винсент и вправду решил разбить все тайны между нами.

Вот только после каждого его слова мне становилось все безрадостнее. Сквер с Пушкиным — ладно, ну попала я в Царство фей, и попала. Раз я — чистокровная фея, когда-нибудь нашла бы дорогу сюда, но вот роза…

То сказочное, волшебное впечатление, на грани страха и тайны, разбилось, как хрустальный бокал. Он не подарил, а подбросил мне розу. Вторгся в мое жилище. Он…Знал, где я живу? Следил за мною?…

— Получается, ты с самого начала знал, кто я? — аккуратно высвободила его руку и отодвинулась.

Он кивнул и настороженно ждал моей реакции. Притих, негодяй. И это еще больше выводило из себя и раздражало.

И я не сдержалась:

— То есть ты следил за мною? — взвизгнула я, — Ты — псих? Ненормальный? Маньяк?

— Нет, что ты, — отмер он, — Просто ты мне понравилась.

— И ты следил за мной! — уличающе стукнула кулаком по лавочке.

Мужчина помедлил, но все-таки кивнул.

— Это же запрещено законом! Сколько мне тогда было лет? Пятнадцать?

А я еще думала, что Винсент нормальный. Да где же моя хваленая интуиция была?! Почему я сразу не рассекретила этого маньяка, не догадалась, что он преследовал меня все это время.

— Я увидел тебя на улице, когда впервые перенесся в Москву, — осторожно сказал Гюрон и погладил меня по руке, — Ты шла домой в сиреневом, легком платье… Твои глаза блестели, а волосы отливали золотом… Мой отец говорил, первой узнает чувства душа, а разум — после…

Я не могла поверить своим ушам. Что за романтическая дребедень? Он лжет! Пусть и смотрит томным фиолетовым взглядом, пусть нежно улыбается мне, но он лжет — я чувствую это!

— Ты — псих ненормальный, — я одернула руку и вскочила со скамейки, — Почему увязался за мной? О какой душе ты говоришь, о каких чувствах? Ты не зубы не заговаривай!

— Ты не понимаешь, Лика, — куратор тоже встал, — Я искренне, всей душой хочу быть рядом.

Эти вдруг прозвучавшие в его интонации просящие нотки сдернули мой спусковой крючок. Душа? Искренность? Он издевается? В какие игры решил играть со мною?

— Не надо, — усмехнулась я, — Лучше оставь меня в покое.

— Не могу, — он криво усмехнулся в ответ, — Ты — мое счастье, ты — мой жизненный смысл, ты — моя награда…

С каждым произнесенным словом он менялся, его мимика и движения тела затормаживались, будто впадая в спячку.

Как потерявший над сознанием контроль, как отравленный газом, он видел только меня и не осознавал ничего вокруг. Расфокусировавшимся взглядом он глядел мне за плечо, там, где, скорее всего, была аура. Он улыбался незнакомой блаженной улыбкой и откровенно пугал.