Karol Demon - Черный Король

Сознание возвращалось к Анне мучительно медленно, с головной болью и легкой тошнотой. Сил не было даже на то, чтобы повернуть голову, и казалось, что болит каждая мышца. Обрывки снов, воспоминания, видений сплетались причудливым венком, какой выходит из горна опытного кузнеца, делающего на потребу публики странные настенные украшения из неведомых миру цветов. Венок не давил на голову, как должен бы, а казался невесомым, будто сделан и не из металла вовсе, а из тончайших ало-медные лепестков, каких не бывает на свете.

Девушка с трудом приоткрыла глаза. Тусклый, расплывчатый свет странным образом сочетался с силуэтом Короля. Странные звуки, доносящиеся из-за двери, напоминали о странности места, в котором они находились, однако возможности думать об этом не было. Все силы уходили на малоосмысленную попытку разглядеть свое чудовище.

На удивление то не выглядело изнуренным и больным, неловким, как раньше. Черные волосы были зачесаны гладко, как будто нарисованы на голове, из длинного сюртука выглядывали кружева рубашки. Атоли напитался настолько, что, наконец, обрел черты человека, у которого есть не только деньги, но и власть. А вот Анна была под стать смерти — с посиневшими губами, измученная, покрытая в некоторых местах язвами и со свистящим дыханием.

— Это пройдет, тебе надо поесть, но поесть крови человека… Ты готова стать немного вампиром? — с ожиданием спросил король.

— Вампиром? — медленно переспросила Анна. Зрение все никак не желало восстанавливаться, предметы расплывались мглой. Слово отдавалось странным привкусом на языке, однако девушка все никак не могла понять, что оно означает. — Крови?

Губы дрогнули поначалу в немом вопросе, но потом она все же смогла выдавить:

— Я уже умерла?

— Нет. Ты жива… Но мне надо тебя кормить хоть чем-то стоящим. С привкусом железа, с привкусом чужих судеб, я же не хочу, чтобы ты истощилась раньше времени, — заметил Атоли, протягивая Анне руку и резко вытаскивая ее из влажной полусгнившей кровати, где копошились личинки и черви. Он смахнул несколько с липкой кожи и заглянул в глаза — испуганные и непонимающие. — Кажется, ты понятия не имеешь об истинных вампирах, о которых сочинили столько сказок. Вечная жизнь — это не то, что преподносят вам, людям. Это редкий дар, который я дарую живым…

Привкус чужих судеб — прозвучало для Анны странно притягательно, так, что захотелось попробовать — как это, почувствовать другие судьбы. Не просто увидеть, а прочувствовать на себе. Или в себе. И это не вызывало отторжения.

Прежняя Анна, та, кем девушка была еще несколько дней назад, ужаснулась бы, а эта Анна, так полностью и не очнувшаяся от грез и кошмаров, перетекающих друг в друга, рассматривала подобное как предоставленную возможность.

Ноющая боль на бедре пробуждала, но и отвлекала. Девушка рассеянно провела по ноге ладонью и чуть не охнула от горячего всплеска, ударившего в голову и разлившегося по телу. Близко поднесенные к глазам пальцы были испачканы алым и белым и пахли болезнью. Сознание равнодушно констатировало, что ей сейчас должно было бы стать дурно, однако этого не произошло.

— Вечная жизнь? — Анна подняла глаза на Короля. — Что ты берешь за такой дар? Меня ты уже забрал.

Еще тогда, на кладбище, когда впервые появился из старой могилы.

— Лишь призрак с собою забирает смерть… Она холодною рукою касается чела и охлаждает чресла, — успокаивая, Атоли обнял дрожащую в лихорадке девушку, и повел ее голой из комнаты, точно зная, откуда достанет ту самую заветную кровь. Юноша. Юное дитя лежало в соседнем номере, его опоили опиумом, раздели, изнасиловали и оставили пока так… Король остановился, любуясь кровавым рисунком на смятой кровати. — Пей… — приказал спокойно.

Анна сглотнула. Остатки человеческого просыпались и пытались прорваться сквозь флер нереальности, окружавший девушку эти дни.

— Я… Прямо… там? — взгляд не отрывался от того, чем любовалось чудовище.

Человек. Живой. Похожий на поломанную куклу и так не схожий с куклами, которыми управлял Король, и на которых сейчас отчасти походила Анна.

— Там… Укуси его, слижи крови… Я хочу смотреть, как его жизнь уходит, и как ты будешь видеть его агонию, его боль в последние часы этого дня, — приказал Атоли, подталкивая Учинни вперед. Конечно, та сомневалась, боялась, но вскорости начнет находить извращенное удовольствие в том, чтобы пить невинных и беспечных людей, забирая их часы и даже годы… Вампир? Да, они живут долго, но лишь если позволяет господин смерти.

— Я… я не могу, — Анне хотелось протестующе выкрикнуть, но получился лишь слабый шепот на грани надлома. Мальчик на кровати пошевелился. Он пребывал пока еще в бессознательном бредовом состоянии, но постепенно дурман выходил наружу, распускаясь болью — как физической, так и душевной, отголоски которых цеплялись за Анну, как присоски громадного черного спрута.

— Тогда ты умрешь. Ты, а не он… Облегчи его страдания. Ведь нет ничего хуже стать чужой собственностью, удовлетворять чужую похоть. Пей, — Атоли еще сильнее подтолкнул вперед Анну, которая оказался на коленях перед юным незнакомцем, стонущим от боли. Кровь стекала струйками по его бедрам, но даже теперь, под дурманом, несчастный сопротивлялся смерти. — Пей его без остатка.

Анна молча смотрела на лицо мальчика. Тот проснется. И, видимо, останется здесь навсегда. Или будет продан кому-то. О таких вещах не говорят, но шепчутся — по углам, делая вид, что подобного не бывает, наполовину не веря и в то же время замирая судорожным восторгом принадлежности к «взрослому миру». Именно так было в его школе.

Сначала шлюха внизу, пришпиленная ножом к столу. Теперь вот это…

Девушка осторожно коснулась пальцем чужой кожи. Липкий горячечный пот. Тяжелое дыхание. Неживой взгляд из-под полуприкрытых век.

Нет ничего хуже, чем стать чужой собственностью, да? А кто она сама, Анна Учинни, как не собственность, призванная удовлетворять похоть потусторонней твари?

Изнасилованный юноша открыл глаза и то ли прохрипел что-то, то ли попытался сказать. Анна отшатнулась — лишь бы не видеть распухшего языка и обметанных чем-то белым губ, не чувствовать больного тошного запаха. Боль в ноге резко вспыхнула, заставив прикусить губу. Она опустила взгляд и посмотрела на себя, пропахшую тленом и начавшимся разложением. Потом — вновь на мальчика.

Тот не выйдет отсюда и либо будет снасильничан до смерти, либо научится вести себя, как дурная девушка, и…

Закончить фразу Анна не смогла — не хватило духу. Так почему же она сама не чувствует себя подобной собственностью? Ведь от происходящего наедине с Королем бросает в стыд, хочется сгореть, провалиться сквозь землю. Но уже не хочется умирать. Юноша тоже не хочет умирать, но для него милосерднее сделать это именно сейчас.