Марина Ли - Пограничье

— Знакома, — уныло призналась я.

Только нет ничего в нем благородного.

— Знаете, о чем он пишет?

— Ну… — я сделал вид, что раздумываю над этим нелегким вопросом. — Если не изъявляет желания немедленно вступить со мной в брак, то просто теряюсь в догадках.

— Очень смешно, — прокомментировал мое заявление граф Бего, но и не подумал улыбнуться. — На самом деле он уверяет меня, что я укрываю беглую. Что вы никакая не шона Сонья Унольв, а совсем другая волчица, принадлежите ему по праву наследования, и если я немедленно в сорок восемь часов после получения письма не выдам вас ему, он обратится с жалобой в Верховный Суд и к Темной королеве.

Черт!

— Серьезно, гнев Темной королевы — это последнее, что меня волнует, но проблем с Судией не хотелось бы… — графские брови все еще были приподняты, когда он произнес:

— Не хочу показаться невоспитанным человеком, но не могли бы вы показать мне ваше левое плечо? Благородный шонаг уверяет, что я обязательно найду там ответ на все вопросы.

Оказывается, я не дышала все это время. С того момента, как граф открыл шкатулку для важной почты и до последней его просьбы. Не знаю, что он подумал обо мне, когда я с радостным энтузиазмом принялась расстегивать пуговицы — маленькие и перламутровые, черт возьми! Надо сказать папе Роду, чтобы подумал над этим досадным нюансом — но деликатно отвернулся к окну и проворчал.

— Еще раз прошу прощения за неудобства, но я должен удостовериться прежде, чем брать вас под свою защиту.

Возможно, если бы граф не добавил это предложение, все сложилось бы по-другому, но он добавил, и мне немедленно стало очень и очень стыдно. Все-таки, каким бы жлобом их сиятельство ни было, мужик он неплохой, и подставлять его под удар — не очень красиво с моей стороны.

Я опустила ткань с левого плеча и покашляла, привлекая внимание мужчины. Он оглянулся, посмотрел мельком на меня и улыбнулся:

— Ну, вот и славно. Я в вас не ошибся…

— Но знаете, то, что клейма нет — это…

Граф едва заметно качнул головой и поднял вверх указательный палец, одними губами произнося:

— Ничего не хочу об этом знать.

И уже более громко:

— А еще до меня дошли слухи, что вы таинственным образом поженились с новым начальником ивского эфората и даже успели завести от него ребенка… Моя дорогая, уважаемая шона, вы были милой тихой девушкой все то время, что мы с вами так очаровательно сотрудничали, — очаровательно, как же! — но мне не хотелось бы, чтобы стены замка осаждали толпы ваших поклонников.

— Их не будет, — проворчала я в ответ, впрочем, не очень убедительно. И снова мысленно помянула Павлика недобрым словом. Из-за него все. Пока он не появился в моей жизни, все было так спокойно!

В Русалочьем городе было как всегда весело и людно, но сегодня Павлику было не до развлечений. И бани он обошел стороной, и к пристальному вниманию свободных смешливых русалок не проявил интереса. Сегодня в городе смеха и любви он был по делу.

Какому извращенному уму пришла идея так тонко поиздеваться над студиозусами, магистрантами и прочей профессурой? Кто придумал открыть Всемирную Библиотеку именно здесь — непонятно. Но факт оставался фактом. Она была, и именно здесь.

Павлик остановился перед белым мраморным крыльцом, легко преодолел одиннадцать скользких ступенек, проверил, на месте ли все шесть необъятных колонн и, безжалостно скрипя дверью, вступил в извечную библиотечную прохладу.

За конторкой, конечно же, была Гермина Людвиговна, которую в миру все околобиблиотечные люди страшным шепотом называли Гремлиной Людоедовной.

И не без причин.

Ее холодного взгляда сквозь тонкие линзы в черной черепаховой оправе, ее строгого седого кулька на макушке, платья извечно серого с накрахмаленным до хруста воротничком, ее тонких рук с длинными цепкими пальцами, а главное, ее ужасающей, леденящей кровь улыбки боялись все. Павлик не был исключением. И он бы многое отдал, чтобы не встречаться с этим ходячим кошмаром своей юности больше никогда, но...

— В конце концов, я должен тебя наказать, а не наградить! — возмутился Вельзевул Аззариэлевич, когда Павлик предложил отработать провинность в Призрачном замке. — Я вхожу в комиссию по контролю за лицензированным перемещением уже много лет и, знаешь, не хочу лишиться этого тепленького местечка из-за некоторых остолопов. Поэтому, дорогуша, сгоняй-ка ты в Русалочий город.

И добавил, когда молодой нарушитель правил перемещения уже совсем успел обрадоваться:

— В Библиотеку.

— Вельзевул Аззариэлевич! — Павлик молитвенно сложил руки. — Но вы же знаете, Людоедовна меня живьем слопает! Она же в прошлый раз мой читательский билет порвала в клочья и показательно сожгла его остатки в назидание другим читателям!

— А зачем ты карточку из картотеки упер?.. Нет. Даже знать не хочу... Мне, видишь ли, не с руки с Гремли... черт! с Герминой Людвиговной ссориться. А ты сходи, да... Своим ходом. И пошерсти там по каталогам в поисках информации на одного человечка.

Павлик недовольно поморщился, представляя себе, как придется идти к Людоедовне на поклон, уговаривать, лебезить и унижаться, но тут директор Ясневский произнес просто волшебное по своему смыслу предложение:

— А белый билет я тебе выпишу.

— Бе-белый?!

Да быть этого не может! Всю свою сознательную сыщицкую жизнь Пауль Эро мечтал о доступе в закрытый библиотечный сектор, в народе именуемый ангельским.

Тяжелый зеленый ковер скрадывал смелые звуки шагов, пока Павлик шел к приемному пульту. Ровно пятьдесят четыре метра тяжелого зеленого ковра с тонким темно-коричневым кантом с обеих сторон Людоедовна смотрела на пришедшего с выражением легкой брезгливости на лице. На пятьдесят пятом метре она узнала в высоком мужественном читателе коварного нарушителя и задохнулась от возмущения, вылетела из-за конторки и, придерживая одной рукой серый подол длинного платья, поспешила навстречу пришедшему, дабы и нога его не ступила под сень главного читального зала.

— Господин Эро! — прошипела она голосом, полным яда, и Пауль печально опустил голову. А он-то надеялся, что за три с половиной года, минувших после того досадного недоразумения, местный Цербер успел о нем, скромном сыщике, позабыть. Людоедовна ничего и никого не забывает. Никогда.

— По какому праву вы?..

Жестом фокусника Павлик достал из правого кармана приготовленный заранее билет, но от торжествующей улыбки удержался.

Женщина словно с разгона налетела на невидимую стеклянную стену.

— Гермина Людо... Людвиговна! Я здесь по поручению директора Ясневского!

И стена эта, по всей вероятности, была более реальной, чем это сразу показалось сыщику, потому что дама слегка пошатнулась, заботливо придержав голову рукой, и только после этого выдохнула: