Властелина Богатова - Невеста княжича [СИ]

— Ясыня получила посох, но он не зацвёл, а стало быть, дочь жива ещё.

«Жива…»

Мирослав закрыл глаза, облизал пересохшие губы, страшно захотелось пить. Он одним рывком сел. Омелица, не смея препятствовать, отстранилась. Пошатываясь, княжич прошёл к бадье с водой, зачерпнул чарку и стал жадно делать большие глотки, а как только осушил, зачерпнул ещё. Постепенно сила приливала к его мышцам, слабые ноги крепли, больше не тревожила боль в груди. Пока пил, заглянул в окно. Тусклый утренний свет только занимался, и на задворках гулял ещё холодный сумрак.

Мирослав бросил ковш, направился к двери, почувствовал на спине взгляд Омелицы, остановился и обернулся.

— Я покажу, где держат Ясыню, — поднялась Омелица с лавки.

Мирослав благодарно кивнул. Толкнув дубовую дверь, вышел на порог. На площади, где стояли идолы, всё ещё тлел костёр, лежал телёнок с перерезанной глоткой, повсюду разбросаны были бадьи, чаши, дым заволакивал теремные постройки. Гридни сновали по острогу: кто-то собирал стрелы и копья, кто-то выводил затаившихся бурян из изб. Добран и Вятко охраняли привязанных к столбу волхвов и других мужей острога, тех, кто имел смелость отстаивать свой стан. Мирослав выискивал взглядом Дарёна, но так и не нашёл.

Завидев княжича, мужи погибшего народа глядели исподлобья.

— Разгромили вас, теперь не будете занимать волоковские веси, — не стерпел Вятко, не смог скрыть ликующую радость.

Мирославу хотелось сказать, что это лишь до поры, ведь многие сбежали, а значит, ещё причинят немало бед мирным людям.

Седовласый волхв поднял пробитую голову и осклабился.

Мирослав фыркнул только:

— Что же ты, дед, предаёшься колдовству чёрному? Стало быть, не чтишь заповедей светлых богов?

— Много ли ты знаешь, щенок, о замыслах богов? — прорычал волхв, суживая синие глаза.

Мирослав ничего ему не ответил. Что ж, старик был прав — Мирославу неведомы пути богов, и сам он запутался так, что теперь долго разбираться. И до встречи с Владой жил он неправильно, заботу родичей не ценил и не уважал.

Теперь об одном молил он — чтобы Влада живой была, чтобы сказать ей, как сильно её любит…

Русая голова Дарёна показалась у частокола. Мирослав поспешил к брату, всё ещё чувствуя слабость. Голова кружилась, но княжич более ни на что не обращал внимания.

Дарён, завидев его, побелел. Подступил к Мирославу, долго смотрел в глаза, а потом вдруг заключил в крепкие объятия. Совсем как раньше, в отрочестве, когда Мирослав попадал во всякие неприятности. Дарён стиснул его сильнее, что в плечо выстрелило. Мирослав скорчился. Дарён, наконец, выпустил княжича и обратился к Омелице.

— Благодарствую за то, что вернула брата к жизни, — преклонил он голову перед женщиной. — Если бы не повстречали тебя… — Дарён, опустил глаза и глянул на Мирослава, спросил о важном. — Что делать будем с ведьмой? Отпускать её нельзя, ведь натворит дел чёрных.

— Я знаю, что, — ответил твёрдо Мирослав и прямиком направился в кузню, где держали Ясыню.

Освещённая огнём клетушка полнилась запахом ржавчины. Мирослав вспомнил это место в своём видении, когда он лежал с горячкой. Гридень, как только зашли княжичи, покинул пленницу, вышел на улицу.

Растрёпанная Ясыня, сидевшая в углу на лавке, подняла голову. Взгляд её карих глаз больше не казался кровавым, как закат — зиял чёрными колодцами. И не было в них ничего: ни сожаления, ни страха, ни обиды. Ведьма, завидев Мирослава, застыла, а лицо её белое вытянулось. Мирослава сей же миг прострелило невидимыми стрелами.

Видно, удивило ведьму появление княжича — думала, что мёртвый, а оказалось — нет. Мирослав, долго не раздумывая, прошёл к стене, сорвал серп с гвоздя и, приблизившись к Ясыне, схватил её за косы.

Никогда бы он не стал трогать женщину, но другого выхода у него просто не оставалось.

— Куда ты отвела Владу?

Ясыня покосилась на острое лезвие, глаза её теперь наполнились страхом.

— В реке она под утёсом, что теперь курган для неё.

Горячий сплав железа разлился по груди Мирослава. Он дёрнул косы и перерезал их острым лезвием. Те, словно длинные змеи, скользнули на пол.

— Я оставлю тебе жизнь, но только не оставлю твоей силы. Мучайся теперь.

Ясыня засмеялась тихо, безумным показался её смех княжичу.

— Всё равно русалки заберут жизнь Влады, пусть не сейчас, но потом. Ты больше не увидишь её и не найдёшь никогда, — прошипела ведьма.

Омелица, сняв с шеи оберег, кинула его в очаг, и когда железо накалилось, подхватила его кузнечными клещами, прошла к Ясыне. Та дёрнулась, но Омелица ловко прижгла клеймо между её лопаток. Ведьма взвыла от боли, выгнулась, встряхивая остриженными короткими волосами.

— Теперь волосы твои не отрастут ниже этой отметки. Силы ты лишилась своей навсегда, — проговорила Омелица.

Бросив на ведьму презрительный взгляд, Мирослав поспешно покинул кузнечную клеть. Дарён и Омелица последовали за ним. На поиски Влады собрались ещё с десяток воинов вместе с Вятко и Добраном, отправились через лес к утёсу.

Земля была сырая, а значит здесь, на откосе берега, прошёл дождь, и мгла от травы веяла понизу холодом. Заря поднималась медленно, в утренних сумерках едва был различим противоположный кряж, а дальний берег проглотил туман. Дарён отправил к берегу часть своих воинов, другую отослал к лесу. Мирослав же спустился с каменистого обрыва к воде.

Острые камни, словно зубья, торчали у кромки. Здесь, внизу, было так тихо и туманно, что казалось, и не было рядом ни единой живой души. Река была безмолвна. Мирослав знал, что Влада жива, он чувствовал, что она где-то рядом…

Мелькали в тумане отсветы факелов по берегу, доносился зов, кто-то окликал княжну по имени. На берегу было слишком пустынно, чтобы поверить в то, что здесь был кто-то ещё.

Мирослав шагал по камням, тревожно вглядываясь в зеркальную гладь.

Было очень холодно, так, что хотелось завернуться во что-то, укутаться, спрятаться. Влада вытянула руку, чтобы потянуть то, чем можно было согреться, но ладонь сжала мокрую землю и камни, да и лежала она не на мягкой перине, а на тверди. Что-то острое упиралось в правый бок, ступни омывала стылая вода. В ушах шумело, а горло скребла боль, ко всему было невыносимо зябко.

Влада, стиснув зубы, разлепила ресницы, откинула налипшие на лицо волосы. Ей открылось распростёртое глубокое лазоревое небо, которое так и звенело чистотой, на краю его летели вороны.

Влада окончательно очнулась, вспомнив, что с ней произошло, этой ночью… Для утонувшей ей было слишком холодно и больно, а мёртвые не должны ничего чувствовать. Значит, всё же жива…