Властелина Богатова - Невеста княжича [СИ]

Очнулся Мирослав от того, что его кто-то хлопал по щекам, да так увесисто, что возмутился княжич, однако из горла вышел лишь сдавленный стон.

Он с трудом разлепил ресницы и сквозь туман различил белое продолговатое пятно, которые медленно, но приобретало ясные очертания. Вскоре он узнал своего кровного брата Дарёна с русыми, до плеч, как у него самого, волосами и такими же серыми глазами.

— Слава Богам, очнулся, — выдохнул старший княжич. — Какого лешего ты в лес попёрся? — накинулся он тут же, не дав Мирославу прийти в себя.

Княжич проморгал и поднял голову с подушки, да только не удержал, бессильно уронил обратно.

— Голова раскалывается…

Гневно сверкнули серые глаза Дарёна на брата, будто не поверил он словам младшего.

Мирослав повернул голову набок, выхватывая взглядом в вечерних сумерках раскалённую печь у двери. И тут же ощутил духоту, а весь он покрылся липкой испариной. Густо пахло травами. Княжич разжал и сжал кулак. Вернулась прежняя чувствительность. Царапина его на плече ладно перевязана была белым лоскутом, на котором не виднелось ни следа крови. Однако рубахи ему так и не нашлось в избе.

— Как же ты меня отыскал? — спросил он у Дарёна хриплым голосом.

— Пёс твой прибежал, я и понял всё. А там по следу, — буркнул Дарён.

Мирослав и запамятовал, что брал с собой Лохматого, а тот, по-видимому, кинулся за помощью, как только хозяин напоролся на сук.

— Умный же пёс, — улыбнулся княжич. — А Твердош где?

— Твердош на улице ждёт.

— Оставь брата, княжич. Пущай отдохнёт, сил наберётся, — услышал Мирослав женский с хрипотцой голос и обратил взгляд на дверь, ожидая увидеть старую каргу с седыми паклями, но…

…Мирослав сглотнул, различив в дверном проёме молодую статную женщину немного старше его самого. Отшельница усмехнулась и отвела жгучие чёрные глаза свои, которые горели так ярко, что напомнили Мирославу звёзды. Она прошла вперёд и бросила на лавку выпачканное кровью тряпьё.

— Княжич, ты испортил все мои рушники, теперь только выбросить их в топку…

— Я возмещу убытки, — сказал Мирослав.

Уж он-то знал, как. Черноокая отшельница весьма неплоха собой. Весьма. Высокая, пышная грудь, узкая талия, покатые бёдра. Очень даже неплоха. И одна в лесу. Странно…

— Как звать тебя? — спросил Мирослав, позабыв о том, что рядом с ним Дарён.

— Веденея, — ответила она сразу.

Мирослав приподнялся, скидывая с груди тяжёлую руку Дарёна.

— Во рту пересохло, жарко тут у тебя, хозяйка. Принеси воды родниковой, — попросил Мирослав, не выпуская из-под своего пристального взгляда отшельницу.

— Не расплатишься со мной, княжич, — лукаво сверкнули глаза Веденеи, но к порогу отступила.

И стоило ей уйти, Дарён с гневом кинулся на Мирослава.

— Ты что вытворяешь?!

— Что?

— Я тебе сейчас скажу, ЧТО! — Дарён поднялся с лежанки во весь свой аршинный рост, заметался по маленькой клети, прямо как тот дикий секач, которого Мирослав, если бы не злосчастный сук, завалил бы.

— Припомни, что отец наш с поклоном по соседним княжествам разъезжал, едва ли не в ноги кланялся князьям местным, всё невесту тебе выискивал, — серые глаза с золотистым отливом яростно сверкнули на Мирослава. — А всё ради чего? Чтобы ты чуть ли не с каждой бабой кувыркался? Курощуп ты проклятый, ты княжне всё семя своё должен отдавать, своей невесте!

Почему-то оскорбления Дарёна не разозлили и даже не обидели Мирослава, напротив, он внимал словам старшего и веселился, а может, радовался он вновь обретённой силе.

— А разве отец мне не нашёл точно такую же деревенскую бабу… — Мирослав запнулся. Конечно их подслушивала Веденея, но он княжич и может говорит всё, что захочет, на то он и княжич, а правда — она и есть правда. — Из глухомани деревенской, тоже мне девица благородных кровей. Ничем она не отличается от остальных девок, те же… — Мирослав руками изобразил женскую грудь.

— Ну и дерзок же ты, и борз! Одурел ты совсем от своего про… — Дарён тоже запнулся, плотно сжав зубы, да так, что желобки заходили на широких скулах его. — Не ты сам виноват? Не трогал бы дочку ведуньи, не было бы никакого… наказания. Женился бы на девице родовитой и богатой.

— Хочешь сказать, дарёной кобылице в зубы не смотрят?

— Дурак ты! — только и ответил Дарён. — Между прочим, говорят, невеста твоя из Зеленолесья, острога Калогоста, красива, что белая лилия, глаза зелёные, волосы, что небо ночное. Ты сам не упади перед ней лицом в грязь, выглядишь убого.

Веденея не спешила. Или не хотела прерывать спор княжичей.

— Всё, подымайся, нечего валяться! — Дарён подступил и столкнул Мирослава с лежанки.

Силён был старший княжич, хотя Мирослав ловко справлялся с ним на поединках. Сейчас же был слаб и слетел с перины, как пушинка. Мирослав начал злиться, а когда такое случалось с ним, за себя княжич не отвечал. Дарён редко позволял себе распускать руки в отношении младшего, а тут словно с цепи сорвался. А всё из-за баб, больно сердобольный стал.

— Мой тебе совет, не срами отца. По-хорошему тебя прошу. По этой же глупости ты силы своей мужской лишаешься. Одумайся, — Дарён устало провёл широкой ладонью по лицу. — Ладно. Леший с тобой. Нечего лясы точить в чужой избе. Пошли, — пихнул он к двери Мирослава. Стянув с себя кафтан бархатный, кинул брату на плечи. — В божеский вид тебя привести ещё нужно, как за невестой поедешь своей? Чего глядишь, глаза вытаращив? Едет твоя Ладушка, скоро в Саркил прибудет, и мы должны поспеть к следующему дню.

В дверях тут же появилась Веденея.

— Смилуйся, княжич Дарён, — склонила голову отшельница и посмотрела на него большими чёрными омутами. — Куда же ему на ноги, не окреп поди ещё, ляжет по пути, сердечко-то слабое ещё.

— Ничего, он здоровый, как бык, выдержит, и так весь день светлый тут провалялся, — потеснил Дарён отшельницу, не поддаваясь её уговорам и подталкивая Мирослава к порогу, обернулся. — Благодарствую, хозяйка, что приветила и выходила, за то в долгу не останемся, щедро награжу златом и мехами, завтра же.

— Да куда мне злато?! — всплеснула Веденея руками. — Беду насылать? А если тати прознают? Не нужно мне ничего.

Дарён не стал возражать и вышел в след за Мирославом, хлопнув за собой дверью.

— Зря ты так, ведь хороша баба, я б её… — подразнил брата Мирослав злорадства ради.

— Попортил бы я тебе, братец, лицо малость. Но не стану, боюсь, невеста твоя засмеёт.

Алое солнце, словно тлеющий уголёк, медленно угасало, закатываясь за окоём леса. Сизые сумерки охватили величественный город Саркил, что возвышался на крутом берегу над лентой зеркальной воды. Громадный деревянный тын имел башни-вежи, высилась и колокольня, в случае тревоги били в набат. Уже три капища встретила Влада по пути. Впрочем, она с матушкой не раз ездила на ярмарку к стенам города. Правда, в самом детинце не довелось побывать ей. Но сколько себя помнила, стольный город всегда покорял могуществом и величием. По сравнению с её родным острогом Калогостом, гнездом перепелиным, Саркилская твердыня представала перед Владой гнездом соколиным. Посад же открывался взору россыпью построек, раскинувшихся по берегу беспорядочно. Ближе к стенам — избы жилые, с амбарами, хлевами, срубами, а у кромки реки громоздились клетушки ремесленников. Пристань полнилась ладьями с красными и белыми парусинами, а сети рыбацкие, как паутина, по берегам раскинуты. Повсюду горели костры, и дым, поднимающийся над городищем, сгущался в небе туманным смогом. Звенели кузни, лаяли собаки, блеяли овцы, слышались людские голоса, и, вместе соединяясь, рождали один единый гул. И от этого всего необъятного голова пошла кругом, да и притомилась Владислава с дороги. Непривыкшая она находиться в седле так долго. Хорошо, что к ночи поспели прибыть. Она уж и не чаяла прилечь отдохнуть.