Тамара Шатохина - Ты станешь моей княгиней? [СИ]

Ты не хотела меня видеть — твое право, Хранительница. Я ждал, посылал подарки, думал — понравится, а ты молчала. Я отослал по домам всех своих женщин, я думал только о тебе, а ты не стала даже говорить со мной, хотя уже совсем здорова.

Я мечтал, как выведу тебя за руку и назову своей. И кто теперь признает княгиню, бегающую по двору в исподнем? Ты знаешь наши обычаи и знала, что делаешь. Значит, у тебя был какой-то план. Чего ты хотела добиться? Чтобы я отвез тебя к границе? Зачем? Ты там чуть не погибла, я успел в последний момент, еле успел… Сейчас там нет никого, ты опять будешь одна, ты не выживешь там в холода. Чем тебе плоха моя любовь, чем плох я? А ты снова молчишь, почему, скажи ты мне?!

Мужчина давно уже вскочил и ходил, метался передо мной по комнате, а я, замерев, слушала его, находясь в каком-то странном состоянии… неожиданно… Откуда что взялось? И какая такая любовь? И я что — должна была о ней знать? А главное — за что мне вся эта выволочка? Это он держал меня взаперти, как пленницу, это он был виноват, а не я…

С моей точки зрения, он городил полнейшую чушь, но! ТАК не врут. Да и зачем ему этот театр и вся эта патетика? Мы сейчас не понимали друг друга, и нужно было спокойно выяснить, что происходит? Я не знала с чего начать, а нужно было его успокоить, остановить и так, чтобы наверняка. Использовать какой-то отвлекающий прием, заставить и его выслушать меня, а то мечущийся перед глазами мужчина уже стал вызывать обоснованные опасения — я совершенно не знала его, на что он может быть способен в таком состоянии?

Попробовать стоило и несмело кашлянув, я спокойно, насколько могла, сказала, сделав вежливый приглашающий жест рукой:

— Присаживайся, Старх. Я тоже рада тебя видеть.

— Да ты издеваешься? — изумился князь, замерев посреди комнаты, как будто давая возможность рассмотреть себя в слабом свете свечи. Его одежда была окрашена в зеленоватые и шоколадные цвета. Странный длинный жилет с короткими рукавами, обтягивая стан, отливал мягкими перламутровыми бликами, как атлас… горький шоколад… а на нем бледно-зеленым шнуром выложен узор. Я залюбовалась… одеждой, конечно же. Очнулась… ответила:

— И в мыслях не было. Хочу сказать тебе, что Я обо всем этом думаю. Выслушай меня, пожалуйста, потом можешь опять начинать орать. Да! — входила я в нужный настрой, — ты на меня орал! А теперь слушай, как все было на самом деле — меня месяц или около того, держали в этой комнате без права выхода за дверь. Со мной не разговаривали, не сказали за все это время ни единого слова. За месяц! Ни слова! При попытке выйти отсюда вталкивали обратно. Лечили правда и кормили, горшок выносили, меняли рубаху раз в неделю и в окно разрешали смотреть.

Утром пожилая женщина, которая часто приходила ко мне, зашла, улыбнулась и ударила меня по щеке. Я оттолкнула ее и выскочила за дверь. На этот раз охраны там не было, и я смогла выбежать на улицу. После команды «убрать» меня отволокли обратно и заперли. Я немного побушевала (не жалею об этом и минуты) и …вот, собственно и все. Да — о том, что ты находишься где-то рядом, я понятия не имела. Хочешь — верь, хочешь — не верь. Смысл мне врать? Последнее, что я помнила, это как умирала одна в том доме.

Он слушал молча, внимательно глядя в глаза, а меня в процессе рассказа начало ощутимо потряхивать от волнения. Я сжимала дрожащие руки в кулаки, и даже скулы сводило от напряжения, а горло сжимало спазмом, слова выговаривались с трудом. Опять проснулась обида за то их пренебрежение, за ту пощечину… Сделала глубокий вдох, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться. Получился всхлип. Я нервничала, очень сильно нервничала… Мне так нужно было, чтобы он поверил… здесь не было больше никого, на кого я смогла бы положиться, кто защитил бы меня и помог.

— Хотел бы я сказать, что быть этого не может, но по своему опыту знаю, что может быть все, что угодно. Я разберусь и узнаю правду. Я знаю, кого нужно спрашивать, — тихо проговорил князь, задумчиво проводя взглядом по моему лицу, почти осязаемо, почти ощутимо. Я поежилась, как от озноба.

— Да они все будут отрицать. Мое слово против их слова, и кому ты поверишь? — наверное, надежда, прозвучавшая в моем голосе, выглядела глупо, и я горько улыбнулась — нужно мыслить разумно, стряхнуть с себя это очарование момента — полумрака комнаты, его неправильных взглядов, тех слов… Не до того, сейчас нужно бороться за свою жизнь.

А в ответ прозвучало неожиданное:

— Тебе. Я хочу верить тебе. И, если все так и было, и над тобой издевались в моем доме, не поздоровится даже той, которую я почитал, как свою мать.

— Это та женщина, которая ударила меня?

— Моя няня, больше стариков на подворье нет. Если она виновата — она признается, скажет мне правду. Зачем она это делала, чего этим добивалась?

— Ну, добилась же, если из будущих княгинь меня понизили до свихнувшейся служанки. Очевидно, были какие-то планы на тебя. Кого она планировала выдать замуж за князя? — слабо улыбнулась я, натягивая повыше простынь.

— Она… Я разберусь во всем.

— Тогда тебе придется выбирать между нами. Мне это… не нужно, в общем, а тебе будет тяжело, и исправить все равно ничего нельзя. Пусть так все и останется, только сейчас убери ее от меня подальше, пожалуйста. Я же все равно здесь не останусь. Рано или поздно за мной придут. Я домой хочу, жить здесь я не смогу, мне здесь плохо.

И… извини, конечно, но полюбить тебя у меня не было ни времени, ни причины. В первую встречу мы с тобой почти не общались, я тебя совсем не знаю, а время, проведенное у тебя в гостях, мне хочется забыть, как страшный сон. Как ни крути, а и твоя вина есть в том, как тут со мной обращались. Получается, что я вела себя откровенно странно, а тебе это даже не показалось требующим уточнения? Ты настолько доверяешь этой женщине?

А еще я думаю, что твоя няня, скорее всего, не хотела тебе зла. Наверное, она считает мою кандидатуру не годной на роль княгини. И тут я с ней согласна целиком и полностью. Я тут чужая, мне здесь не нравится, я хочу домой, — пыталась я убедить, уговорить его, чтобы до него точно дошло, чтобы он понял меня, а потом и помог с возвращением.

— Она лишила меня возможности добиться твоего расположения, понравиться тебе. Кто знает, может ради любимого мужчины ты и осталась бы. Я не теряю надежды на это, у тебя будет время и возможность меня узнать, — говорил он, все так же задумчиво глядя на меня, — я поговорю с ней, но в любом случае — она уедет отсюда. Это немыслимо, что она пошла против моей воли, не сделала того, что я ей поручил. Обманывала меня… Я, кажется, понял, что именно ей не нужно было поручать заботиться о тебе и обучать. У нее были причины, но я и подумать не мог… Ей теперь нет веры и она может навредить тебе.