Тамара Шатохина - Ты станешь моей княгиней? [СИ]

Похоже, что яблоко это помогло. Приятно осознавать… Немного еще полежит здесь, и постараюсь скорее его выпроводить. Граница должна выпустить или она запрограммирована как не пускать, так и не выпускать? Я в этом деле ни в зуб ногой, как говорится, может он что знает, местный все-таки?

Но определенно — это не начальство — одежда и сбруя на коне без излишеств и изысков. Простой воин, а он может и не знать о существовании Хранителей. Или лучше пусть знает — для меня безопаснее, если он будет чувствовать уважение к моему статусу. Так-то я его не боюсь, пока он лежачий больной, но потом, когда он совсем очухается…

Не зная местных реалий, обычаев, порядков и законов, я запросто могу попасть в неприятную и даже опасную ситуацию. Вон, в одном из романов было: шарфик связала, подарила — и замужем. Или попить дала из своих рук — объяснилась в любви. Осторожно надо, максимально осторожно, а еще лучше — на безопасном расстоянии. И молчать, а то тоже…мало ли.

В доме я вспомнила, что сюда — за порог, и комар не влетит, и стало немного спокойнее. Покрывало с лавки и вязаную кофту под голову решила все-таки отнести.

Стоя на крыльце, увидела, что конь подошел к хозяину и тычется губами ему в руку, а тот гладит его большим пальцем по морде.

Молча подошла и укрыла пациента. Обошла кругом и, приподняв его голову, подсунула под нее сложенную вчетверо кофту. Немного стыдно было из-за того, что он мог наблюдать мою истерику. Но это не смертельно, переживем — очевидно, этот выброс эмоций был мне необходим.

Вдруг послышался негромкий щелчок, и мужик мучительно дернулся, глянув на свою ногу. Сустав встал на место? Сам? Я потрясенно смотрела туда же — о-фи-геть… Значит — все-таки магия… волшебство? Посмотрела на мужчину — как он будет реагировать на это? А он сжал руку в кулак, положил на грудь, где сердце и прикрыл глаза, чуть дернув головой. Поклон? Благодарность? Ответила кивком головы. Да, это я вылечила тебя — великая и могучая волшебница. Обижать нельзя — нужно бояться.

Состояние легкого офигения и потрясения… что дальше делать — не представляю. Воды принести? Это можно — принесла, но поставила ковшик возле его руки, от греха подальше — сам-сам. Мой пациент устало закрыл глаза. Ну, отдыхай тогда. А у меня работы выше крыши.

Поглядывая на мужика, опять принялась собирать ягоды. Пока он здесь, еды нужно готовить в два, а то и в три раза больше, чем раньше. Судя по комплекции, одними зеленюшками не отделаюсь. Нужна рыба, раз нет мяса. Хотя бы на сегодня. Надеюсь, что долго он здесь не задержится. Пока на костерке закипала основа под мой кисель, подобрала рассыпавшуюся землянику и пошла со снастями к озеру. Червяка выкопала самого большого, самого аппетитного и окунь на него попался неплохой. Мне бы на один раз и хватило, но…

Мы пойдем на большую охоту. Окуня зацепила ребрами за большой крючок… штатный грузик… и в омуток. Под небольшим обрывчиком на дне была ямка, а поскольку дело идет к вечеру, то можно надеяться и на поимку сомика. Двух небольших я как-то оттуда уже вытаскивала. Сейчас такой был бы очень кстати. Теперь можно оставить здесь все, как есть и посмотреть, что с костром, заодно засыпав в кипяток землянику и залив мучную болтушку.

Так я и провозилась почти до вечера. В конце концов, ужин был готов: рыбный бульон с кусками рыбы, диким луком и укропом, и земляничный кисель. А под углями в листьях лопуха томилась, запекаясь с травами, вторая половина сомика. Если что — хватит и на завтра.

Больной находился там же, то засыпая, то наблюдая за мной. Воду он выпил. Я тоже поглядывала на него с любопытством — все происшедшее сейчас воспринималось, как благополучно завершившееся приключение, ну, или почти завершившееся. Пора было кормить его и узнать о состоянии здоровья. Мне предстояло решить, что с ним делать к ночи.

Когда я принесла еду, он, на мое удивление, довольно легко сел и, кивнув, взял с травы миску с едой и деревянную ложку. Было приятно смотреть, как он с аппетитом уничтожал добытую и приготовленную мной еду. Закончив с киселем, улыбнулся, и стало понятно, что он гораздо моложе, чем я думала — от силы лет тридцать пять, не больше. Но как же уродовала его эта борода — не передать словами. Старила, простила и уродовала.

Почему он молчит? Немой, что ли? Хоть бы спасибо сказал за лечение и кормежку. А он молчит и смотрит, как будто ждет первых слов от меня. Но я помню про запрет на общение с аборигенами. Да и даже если мы поймем друг друга, о чем можно говорить, а о чем нельзя, меня не предупредили. Так что буду изображать немую до его отъезда. Вон он сидит уже — завтра встанет и уедет. Посмотреть бы на рану — как там, заросло все? Но лезть к нему с осмотром неудобно.

И коня надо бы расседлать, но я теперь его боюсь. Нервный он какой-то, психованный. Ничего, одну ночь потерпит.

Подошла взять миску и кружку у моего больного, а он вдруг схватил меня за запястье и тихонько потянул на себя, улыбаясь. Вполне так понятно улыбаясь, предвкушающее и многообещающе… Шарахнулась от него так, что не устояла на ногах. И от возмущения сразу забыла все свои умные мысли.

— Мужик, а ты не офигел ли часом? Я тебе вообще-то жизнь спасла, накормила еще, и только потому, что своей работы жалко, я не тресну тебя чем-то тяжелым по башке. Имей совесть, веди себя прилично, ты тут в гостях, в конце концов, — вылетало из меня на эмоциях.

— Не понравился? Что ж ты так рыдала тогда надо мной, глупая? — озадаченно помолчав, на чистом русском языке спросил удивленный моим поведением пациент, откинувшись обратно на траву. Тут, наконец, включился в работу мой мозг, требуя объяснить все о моем статусе и расставить все по правильным местам:

— Надеюсь, вам известно о существовании Хранителей? Если для вас недостаточно того, что я здесь нахожусь на службе и при исполнении обязанностей, то имейте уважение хотя бы из благодарности за спасение и помощь, — холодно объявила ему, вставая с земли. Просто не ожидала… не была готова…а он же… собака неблагодарная…обидно.

— Ну, извини… виноват. Благодарю от всей души за помощь. Я не хотел обижать тебя… Хранительница, — прозвучало как-то озадаченно и отстраненно. Он внимательно, в упор разглядывал меня. Не верит, что ли, что я она и есть? Но от чувства вины совершенно определенно — не мучается, и что там у него за мысли? В чужой голове не покопаешься…

— Попробуйте встать, может, вы сможете уехать прямо сейчас. Жить здесь вам негде. В дом вход вам заказан, а ночевать на улице — это подхватить еще и простуду на ослабленный ранением организм, — жестко и четко обрисовала я ему настоящее положение вещей.

— Ядом.

— Что, простите? — растерялась я.

— Ядом ослабленный. Меня укусила змея. Я рассек рану, чтобы с кровью ушел яд, а потом потерял сознание. Меня ищут, но здесь, конечно, не найдут. Попробую встать. Если смогу — уеду сразу же.