Тамара Шатохина - Таша [СИ]

Быть в этом месте не хотелось. Первый раз за три года я вдруг снова почувствовала себя неприкаянно, а еще — неловко по сравнению с разряженными гостями. Все они были здесь парами, а я пришла одна. Даже охранника оставила дома, зачем мне? Меня хранил Конь. Да мало того, что известна своим необычным умением, так еще и с девичьими косами, имея ребенка. Стоит войти — станут рассматривать, как я одета, говорить обо мне. Пройдутся недобрыми языками, а то, чего доброго — коснутся и сына… меня передернуло.

Я не боялась чужих пересудов, раньше мне дела до них не было. А сейчас я вошла бы туда, куда мне раньше не было дороги, где я ощущала бы себя чужой и неподходящей. Войди я туда, и добровольно подставлю себя под чужие взгляды, дам им повод и право обсудить меня и осудить, и как-то вдруг… в Болото все это! Это не то место, где я хочу быть. И ничего страшного не было в том, что я развернулась и ушла. Хоть высплюсь перед дорогой. Нужно будет Совету лучше узнать меня — узнают. Им надо — не мне.

Кутаясь в теплую шаль, прошла по парковым дорожкам. В дом меня впустил охранник. Здесь, в городе, при нас оставляли только одного стражника. Из тех, кому не в тягость был Зорян. Сын тянулся к молодым мужикам, лип к ним, заваливал вопросами, которые часто и понять-то еще было трудно. Кто-то просто терпел его, а кто-то, посмеиваясь, смотрел без досады, а то и с отцовской лаской. Многие были семейными и имели уже детей, знали, как с ними обращаться. Этот — Ивон, был из таких. Спокойный, уравновешенный, с добрыми светлыми глазами, он казалось, даже любил моего сына. А может, так и было — у него в семье рождались пока только дочки.

Я тихо вошла, и он встревожено спросил:

— А что так быстро? Что-то не так?

И мне вдруг захотелось ответить правду. Он, если и не годился мне в отцы, то все равно был старше, да еще и имел семейный опыт. Я уважала его. Потому и ответила:

— Все не так. Я там чужая и они мне чужие. Что ж я должна через силу… ради чего или кого мне ломать себя? Да и выспаться хотелось перед дорогой. Вы тоже… закройтесь и отдыхайте.

— Мне не положено. А отдохнуть перед дорогой — правильное дело.

Я тихонько прошла, стянула платье, развесила, чтобы не смялось. Надо же… это было самое красивое платье, что я нашла в торговых лавках. Прошла к кроватке Зоряна, постояла, посмотрела на него и прилегла рядом. Он крепко спал, а я вдыхала детский запах, обнимала родное, теплое тельце. И мне казалось сейчас, что, вернись я с ним жить в тот дом в лесу — опять стану фэйри. Опять станут распускаться в моих руках цветы. Еда, приготовленная моими руками, будет намного вкуснее всякой другой. Перестану злиться, обижаться, бояться, ревновать… я не хотела всего этого. Мастер верно говорил — наверное, и вправду мне никто не нужен. Так и проще и спокойнее.

Встала и в темноте прошла к своей постели — пора и спать, веки уже тяжело слипались. На кровати что-то лежало — непривычная на ощупь ткань, еще что-то твердое рядом… Я спросила Коня:

— И что оно тут?

— Уходили — не было. Глянь сама.

— Наверное, все же Владислас, — лениво отозвалась я, настраиваясь на сон.

Прикрыла все откинутым покрывалом и сдвинула до утра на край кровати. Улеглась и завернулась в одеяло. Лениво текли мысли — и зачем это, если я отказалась тогда, да еще и так поздно, когда бал уже начался? Думать об этом не хотелось. И мои думы перенеслись к предстоящему отъезду.

С Зоряном остается дед. Снова должна будет приходить по утрам кухарка. Покормить и поиграть с маленьким деду поможет стражник. Выкупать вечером и уложить спать — Татка, городская девочка, которую Мастер нанимал убирать дом. Как будто и все продумано, а душа все равно была не на месте…

Утром уже вынесли тючок с одеждой и нужными в дороге вещами, которые мы грамотно отобрали вдвоем с ведуном, подвели мою лошадку. Я когда-то училась ездить на ней и мы привыкли друг к другу. Попросила ее для себя и в дорогу.

Через силу оторвавшись все же от маленького, посмеявшись вместе с ним, чтобы не испугать своими слезами, я вышла из дома. Друг Конь взметнул меня в седло, я подобрала поводья, оглянулась на отряд, который меня уже ждал, и увидела… Юраса. Он стоял сбоку от всадников и смотрел на меня. Я вначале испуганно замерла, а потом подумала — ну и пускай смотрит, я сейчас уже не в том синем платье, которое считала красивее некуда. Сейчас на мне была воинская справа — темные узкие штаны, длинная зеленая суконная рубаха поверх нижней исподней. Рыжий кожаный нагрудник со светлым узором из оружейной стали. За спиной — теплый суконный плащ с прорезями для рук. На ногах высокие сапоги с мягкими портянками в них — Мастер собирал меня бережно, переживая, чтобы не застыла, не стерла ноги.

Он шел ко мне. Я ждала что скажет, что же зря шарахаться? Это ему впору меня бояться — вон как умею кидаться на людей… Он подошел, спросил:

— Я буду приходить к сыну. Ты разрешишь?

— Твое право. Я же говорила…

— Хорошо. Ты там… береги себя, осторожнее, — он отходил в сторону, уверенно и спокойно глядя мне в глаза.

— Постараюсь, — разворачивала я свою лошадку на выезд. То, как он вел себя сейчас, заставило меня устыдиться за тот свой срыв еще сильнее. Вдруг захотелось хоть немного сгладить в его памяти свою несдержанность. И я оглянулась и постаралась это сделать:

— Ты прости за ту мою выходку. Зря я тогда на тебя накинулась, в моих бедах виноват не ты. И тот плат был… сильно красивый. Его мне жаль…

— Всю ночь просидел у нас в доме с Ивоном, — пробурчал мне на ухо Конь.

— Кто? — не поняла я.

— Стагмисов, кто же еще? Почти сразу за тобой и подошел. Разряженный…

— И тот впустил его в дом? Что за дела?

— Так он же наш командир… в страже то есть. Как он мог не пустить?

— Буду знать теперь… А чего сидел, что ему надо было?

— Говорили. Про сына выспрашивал, а тот и рад рассказать про малого — любит его. Про тебя — все ли у тебя хорошо, почему не пришла во дворец?

— Дело ему есть? — рассердилась я.

— Спросил, приносили ли одежду для тебя?

— Так это от него?! — поразилась я, оглядываясь. Юрас все еще стоял у дома и смотрел нам вслед, — а с чего это он вдруг?

— Вернись — спроси, — хмыкнул привид.

Этим утром я все же рассмотрела то, что лежало с вечера на моей кровати — длинное, наверное, в самый пол, платье из рытого светло-серого бархата. Рукава из мягкой ткани только прикрывали локти. Дальше, до самого запястья рука была бы затянута в драгоценное кружево такого же цвета. Оно еще поднималось от груди до самой шеи — других украшений не было. Зато были еще туфельки… как раз в пору мне. Я отложила подарок, не зная, что со всем этим делать, что думать, кого благодарить за него? Теперь вот знала… отвернулась — мы выезжали из дворцового парка, втягивались в узкую щель улицы между высокими городскими домами. Копыта коней звонко зацокали по мостовой.