Тамара Шатохина - Потомок древних королей [СИ]

— Ждем мы тут, давно уже… Было такое пророчество — придет Королева, сильная и красивая, добрая и умная и под свое крыло возьмет все живое и сбережет, и спасет, и мир настанет на Болотах, и горы откроются. Да только какая из тебя Королева? — хмыкнул он с издевкой, — сила, красота… где они? Тебе самой жить негде — по болотам шатаешься, как ты нам поможешь? Докажи сначала, что ты это, а там смотреть будем.

Я пригорюнилась. Оно и в самом деле… Попыталась доказать — рассказала, как меняюсь, когда опасность чувствую, как глаза синим огнем горят и волосы рвутся на свободу. Как слушались меня тогда — свои и чужие… Парень смотрел с сомнением, цыкал слюной. А я ерошила короткие волосы, моргала белесыми ресницами и понимала, что придется уходить искать охотничий домишко в лесу. Не получится у меня ничего. Живой бы отсюда уйти, просто унести ноги…

Вдруг валун дрогнул, забурлило болото, закачалась тонкая пленка чистой воды, смешалась с бурой жижей. Забулькала, дохнула тухлой вонью. Плеснула, выпуская то самое — огромное, страшное, лохматое, зубастое. Со спины, со стороны леса, тоже завоняло противно, хрипнуло протяжно: — А-а-а… Я ответила истошным воплем: — А-а-а…!! — подхватилась, руки сами вскинулись, синим светом зажглись глаза, перед ними метнулись длинные черные пряди.

— С-стоять! Стоять, я сказала, — отступала я, оглядываясь. То, страшное, замерло, как и паренек. Я проворно отступала в сторону леса, обходя замершее чудище. Дрожащими руками отвязывала трясущегося коня. Вскочила в седло, рванула в лес. Стала что-то соображать, только когда увидела знакомую полянку, где ночевала уже две ночи. Остановилась. Вытерла пот со лба слабой рукой. Дернула за откуда-то взявшиеся волосы, сползла с коня. Опустилась на траву — ноги плохо держали.

Откуда что взялось? Как они выросли за миг? Но вот же… И что теперь делать, куда податься? Там и правда — страшно. И чудища, твари эти, точно имеются. Меня передернуло от отвращения и страха. Из пасти смердит как у них, гадство.

Сидела, решая — куда же теперь пойти? И вдруг до меня дошло, что это же они стоят там и с места сдвинуться не могут. А как долго? Или вообще — навсегда? Ну, чудища — и ладно, но паренек… Возвращаться так не хотелось… Держа коня в поводу, пошла тихонько обратно. Хоть время прийти в себя будет. Шла долгонько, в конце — почти на цыпочках. Выглянула из-за дерева. Стоят, как и стояли. Немного полегчало, оглянулась вокруг — нет ли других?

Подошла к парнишке, сказала, оправдываясь:

— Сам виноват. Это же ты их позвал? Я теперь не знаю, что мне делать. Если бы сразу — я бы сказала, чтобы ушли куда-нибудь или срок назначила, а теперь? Сколько вы так стоять тут будете? Я же только со страху такое могу. Предупредила же, как человека, а ты… проверять вздумал?

Паренек стоял на траве и смотрел в сторону болота. Замер, как велено было. Я заплакала. Что-то навалилось такое из-за чего не их, а себя жалко стало.

Переплакала, посидела еще. Решила, что нужно его доставить к себе на полянку, пусть посидит в моем шатре. Все ж защита. Там хоть водой поить буду, чтоб не умер от жажды. А может, на закате его и попустит. Ничего я не знала о своих способностях, ничегошеньки… Подошла, взяла его подмышки, потянула на себя, потащила. Парнишка был щуплый и для меня не тяжелый, дотащила его до коня. А как на седло взвалить? Неудобно же… Злилась на себя, а пнула в спину его: — Да вставай ты уже…

Он вздрогнул, стал подниматься. Я дернулась в сторону. Не успела. Он схватил за руку, мокро чмокнул ее, озадаченно протянул:

— Всамделе Королева… И чего ты хотела? Что тебе нужно — дом? Будет тебе дом. Где ты хочешь? На островах, в лесу? Говори. Только маруссов отпусти. Они тихие, тебя не тронут.

Я села на траву и тихо рассмеялась от облегчения. Дошла. Получилось.

Дом мне поставили за седьмицу. Рубленый из бревен, такой, как я попросила. Из одной большой горницы и маленькой спаленки, с входными сенями — как у нас в лесу был. На большом каменистом острове росли высокие строевые сосны, которые и пошли на постройку. Ближе к болотистому краю острова они мельчали и переходили в полусухие корявые кривули с желтоватой хвоей.

Бревна таскали на полянку те самые маруссы — совершенно безобидные, жрущие траву и ягоды создания. Огромные широкие жвачные зубы, почти постоянно находящиеся на виду, впечатляли, но уже не пугали. А клали венцы, конопатили их мхом и накрывали крышу дранкой крепкие приземистые мужики, бородатые и молчаливые. Командовал всем Дед. Так его принято было называть, я и называла.

Он же, когда потрясение от почти сбывшегося пророчества попустило, присмотрелся… очевидно, больше ничего королевского во мне так и не нашел и стал звать Даркой. Мне не то, чтобы нравилось, но точно было проще и короче. Мужики, что ставили дом, были не местные, а пришли с предгорья.

Селения, стоящие там, существовали наособицу. Их жители ни к какому государству себя не причисляли и никуда не высовывались. Дальше в горы тоже жили люди. Тех называли горными. С болотными они поддерживали хорошие отношения и не враждовали. Даже пускали в пещеры с теплыми источниками — лечить кости и суставы, вымученные болотом.

Я ожидала, что встречу здесь страшных чудовищ и нежить, опасную и поддающуюся только моему перепуганному внушению. Что справлюсь с ними, почему-то не сомневалась. Но из страшного увидела только местных животин — маруссов, послушных и сильных, да здоровенных змей. Те вырастали такими огромными, что легко могли бы заглотить взрослого человека. Граненые головы иногда поднимались из болотной воды, прогоняя волны по поверхности. Умные, страшные глаза с вертикальным зрачком всматривались, отыскивая еду или просто любопытствуя. Они тоже не были опасны для меня, а вот страшны — были. К этим пришлось долго привыкать.

Дед почти не покидал мою полянку возле родника. Что-то пояснял мужикам, подсоблял, помогал мне с готовкой на костре, таскал дрова. Мы много говорили с ним, больше было не с кем. Был он немного грубоватым и не сдержанным на язык, но ничего обидного для себя я никогда больше не слышала.

Понимала уже, что весь облик его обманчив и под личиной худощавого паренька скрывалось существо зрелое и умное, если не мудрое. Он уже много лет жил на этих Болотах и сколько проживет еще — не знал ни он сам, ни кто другой. Как сложится — бывало, что и сотнями лет держали они местный лес и болота под своей рукой.

Детей приживали от наших женщин. Потом сыновей, когда те выходили из совсем малого возраста, забирали к себе. Не называли себя людьми, но и нелюдями не были. Были живыми и теплыми. Жил Дед в легком шалашике, да и то — по ранней человеческой привычке иметь крышу над головой. Не брал его ни холод, ни жара, ни болезни. Есть мог и сырое — мясо, рыбу, ягоды. Но мои творения на костре оценил, и каждый вечер мы с ним сидели у огня, прихлебывая супчик или попивая травяной чай. Строители к вечеру исчезали куда-то. Дед говорил, что домой.