Ирис Белый - Во имя жизни! [СИ]

— Поспи, тебе нужен отдых.

Так начался мой долгий путь к материнству.

Первый месяц я даже не чувствовала изменений, кроме конечно того, что она есть. Второй я уже ощущала легкий дискомфорт. Третий появилась легкая боль, и меня стало, как бы растягивать изнутри. Четвертый — боль усилилась. Я уже почти не вставала с постели, хотя и старалась улыбаться ради Джеймса. Пятый. С пятого месяца моя регенерация начала давать сбои. Каждое движение малыша причиняло огромную боль, но я справлялась пока сама и только его кровь помогала в крайних случаях. Шестой. Шестой месяц я держалась на его крови и уже и не пыталась проявлять характер. Боль! Именно боль стала моей жизнью, и только мысль, что там растет малышка похожая на него, помогала мне держаться. Седьмой. Я выстояла, но это не облегчало мою жизнь. Мне было плохо. Очень плохо. Легче становилось только когда я пила его кровь, но он не мог давать ее постоянно. Он итак кормил меня по пятнадцать раз на дню, и я чувствовала, как он устал, как измотан и истощен. Восьмой. Я уже не прихожу в сознание. Все, что со мной происходит, доходит до меня как сквозь вату. Я ем и чувствую его руки. И только эти два фактора помогают выжить и держаться на плаву. Но в какой-то момент я резко открываю глаза и встречаюсь с его взглядом.

— Рано! — неужели это сказала я? Осипший, ослабевший, полный боли и какой-то безжизненный.

— Ты больше не выдержишь! — качает он головой.

— Потерпи, еще пять недель и все! Нам осталось чуть-чуть! Умоляю!

— Она разорвет тебя!

— Джеймс! — боль снова затмевает разум, и я снова проваливаюсь в небытие, но я должна справиться — Умоляю, она не выживет, потерпи! Совсем чуть-чуть потерпи!

Я знаю, чего ему дался этот ответ, и я никогда не забуду, как отчаянно звучало это слово.

— Хорошо! Но только до тех пор, пока я не пойму, что дольше ждать нельзя. Ты для меня важнее!

Вздохнув с облегчением, я позволяю себе расслабиться. И я снова в темноте.

Мне не надо быть в сознании, чтобы знать, где он. Ведь если он не обнимает меня, значит сидит за столом и что-то читает. Но стоит мне застонать и он тут же рядом. Он никогда не покидает комнату, всегда рядом. Он измотан, устал. Почти всю кровь, которую он пьет, он отдает мне. А то, что остается, едва хватает на поддержание его жизни и функционирования. Но я не могу ему сейчас помочь. Сейчас я поглощена ею. Я частенько вижу ее в своей темноте, она мой лучик света. Она разговаривает со мной. Иногда смеется. Вот и сегодня, увидев ее я не удивилась, но стоило мне увидеть ее лицо и я все поняла.

— Мамочка, пора! — произнесла моя малышка, мягко улыбнувшись мне.

А в следующий миг я открыла глаза и посмотрела на него. Он сидел за столом с включенным ночником и изучал какую-то книгу. Как же он изменился. От, казалось бы, уверенного красавца ни осталось и следа. Под глазами тяжелые черные круги. Кожа кажется обвисшей, а взгляд даже глядя в книгу, выражает беспокойство.

— Джеймс, — окликнула я его, чувствуя резкую и совсем не такую, но не менее сильную боль в животе — пора!

Он бросился ко мне и, откинув одеяло, увидел мокрые простыни.

— Мне придется резать, ты сама не родишь, она тебя разорвет — шепнул он мне.

В его глазах был страх решимость и что-то еще.

— Я знаю — улыбнулась я ему сквозь боль — ты это сделаешь, ты справишься, я знаю.

Я видела как он принес давно заготовленную аптечку, а потом, взяв скальпель, внимательно глянул на меня.

— Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя!

— Я тоже тебя люблю, Джеймс — ответила я и поняла, что не лгу, что действительно люблю его. И как же хорошо было произнести эти слова.

А потом он начал резать. Осторожные, но уверенные движения причиняли боль. Но эта боль была намного слабее той боли, с которой я жила эти страшные месяцы. И вот уже я чувствую, как его руки что-то вытаскивают, и вижу маленькую красненькую малышку в его огромных рука. Я вижу, как он что-то делает с моей девочкой и уже хочу спросить в чем дело, когда по комнате разносится громкий детский крик.

Живая! Она Живая!!!

Дальше все как во сне. Он положил ребенка в колыбельку, а сам занялся мной. Через тридцать минут после того как он меня зашил, сменил постель и дал мне надоенную заранее его кровь я наблюдала, как он аккуратно осматривает, моет и первый раз пеленает нашу дочь.

Его кровь обладает удивительным эффектом, любая рана заживает мгновенно, поэтому я уже могу сидеть и даже не чувствую боли. Еще минут пять, и я смогу взять на руки дочь и даже не вспомню, что мне ее вырезали.

— Она очень красивая и у нее твои кудри — сказал Джеймс мне.

— И твои глаза — улыбнулась я в ответ.

Он удивленно посмотрел на меня, ведь я ее еще не видела. А я, пожав плечами, ответила:

— Она была в моих снах все эти месяцы, и я безумно хочу взять ее на руки в реальности.

Улыбнувшись, он взял малышку на руки и принес мне. Взяв дочь и посмотрев ей в глаза, я вдруг испытала дискомфорт, в своей груди, а потом рубашка, которую он на меня одел, стала мокрой. Увидев это, он встревожено посмотрел на меня, а потом отогнул ее. Из моей груди капельками вытекала розовая жидкость. Я первая поняла, что это. Приложив дочь к груди, я почувствовала, как она радостно сосет свое вампирское молоко.

Джеймс смотрела на меня, а в его глазах было счастье, неверие, любовь и восторг.

— Иди сюда! — позвала я его.

А в следующий миг я уже лежала на его груди и радостно наблюдала, как наша наевшаяся дочка засыпает.

— Как мы ее назовем? — спросил он меня, пока допивал кровь, которую я ему отдала. Может она и его, но ему она нужней, чем мне. Он совсем измотан и я это осознала до конца только сейчас. Лежа на его груди.

— Надеждой, мы назовем ее Надеждой — ответила я и вдруг малышка открыла глазки, посмотрела на нас осмысленным взглядом и улыбнулась.

— Она одобряет! — рассмеялся он, а я только счастливо улыбалась, ведь теперь у меня есть все, о чем я только могла мечтать. У меня есть Джеймс и моя маленькая малышка, а что еще для жизни надо?

Она росла не по дням, а по часам. Нет, развивалась она как и любой другой ребенок. Просто уж очень быстро росла. В свои шесть месяцев она выглядела месяцев на восемь. А к году уже говорила и ходила.

Безумно умненькая добрая девчушка, которую все вокруг любили и баловали. Только на ней это ни капельки не отражалась. А больше всех она любила меня. Именно ко мне она шла, если ее что-то тревожило и именно мне показывала во сне, что именно ее тревожит или пугает.

С Джеймсом у нее тоже был свой контакт, иногда меня поражала его осведомленность. Возвращаясь домой с очередной поездки на помощь людям, Джеймс мог рассказать чем мы с дочерью занимались последние несколько часов.