Эрика О'Роурке - Создательница

— Я тренировалась с Ниобой, — напряжённо сказала я.

Уголки его рта приподнялись вверх.

— Я слышал об этом. С удовольствием бы посмотрел, как ты надрала задницу Констанции.

— Тебе она действительно не нравиться, я права? Я думала, что ты проявляешь больше сострадания из-за…

— Из-за Тео? Конечно. Но сострадание — это одно, а вот баловать её — совсем другое. Ты рисковала жизнью, чтобы спасти эту девчонку, а она только и делает, что критикует тебя. Возможно ты чувствуешь себя достаточно виноватой, чтобы смириться с этим, но мне это не к чему.

— Она скорбит.

— Она избалована, — подчеркнул он. — И она доставляет неприятности.

От холода у меня стучали зубы.

— Пожалуйста, перенеси меня в дом инвалидов.

— Я сказал, куда пожелаешь, — прорычал он. — Ко мне домой, на тропический остров, в Париж. А ты хочешь в дом инвалидов!

Но он все равно перенёс меня.

Так как Люк нас скрыл, было легко прошмыгнуть через коридоры и найти палату Тесс. Дом инвалидов был светлым и просторным. В коридоре на столах стояли свежие цветы, а на стенах висели картины, нарисованные акварелью.

— Тебе необязательно заходить со мной, — сказала я. — Думаю, Колин не оценит ещё большую компанию.

— А я и не ожидал этого, — он похлопал меня по запястью и прошёл в сектор ожидания. — Позови, когда понадоблюсь.

Я выпрямилась, постучала в дверь и открыла её, в то время, как магия нервно двигалась во мне туда-сюда.

— Мы не… О, — когда Колин увидел меня, нейтральная учтивость на его лице сменилась отталкивающей холодностью. — Чего ты хочешь?

Прощение. Шанс всё объяснить. Способ идти вперёд. Но всё это показалось мне неважным по сравнению с представшим моему взору зрелищем. Колин сидел в кресле в цветочек напротив худенькой девочки в инвалидном кресле.

У неё были такие же, как у Колина волосы цвета мёда и серые глаза, но вместо его выделяющихся черт, изящно очерченный, острый подбородок и курносый нос, так что она казалось почти эфирной. На ней были одеты розовая футболка с длинным рукавом и белые, спортивные штаны. На ногах пушистые тапочки, выглядящие совершенно новыми. Она наблюдала за мной краем глаза.

— Я хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.

Похоже он не собирался выталкивать меня из палаты силой, поэтому я осмелилась сделать ещё одни шаг вперёд.

— Я в порядке, так что можешь идти.

Я проигнорировала его, завороженно глядя на девушку передо собой.

— Здравствуй Тесс.

Она не отреагировала, и я сделала ещё один шаг вперёд.

— Я Мо. Рада с тобой познакомиться.

— Она знает кто ты.

— Ты рассказывал ей обо мне?

Я задавалась вопросом, хорошо это или плохо.

— Да. Просто уйди, хорошо.

— Уйду. Я только хотела…

— Что? Поглазеть? Ещё больше поковыряться в моём прошлом? — его голос был словно хлыст, и пальцы Тесс беспокойно задвигались на коленях. — Ты её расстроила.

— Это не я тут кричу, — сказала я.

Он повернулся ко мне спиной и тихо заговорил с Тесс, в то время, как её взгляд блуждал по комнате. Розовые стены, аккуратно заправленная больничная койка, в ногах которой лежало сложенное, светло-розовое шерстяное одеяло. Розовые розы стояли в серебреной вазе на столе, а белые занавески были раздвинуты, открывая вид во двор. В пределах видимости висела кормушка для птиц, наполовину заполненная зёрнами.

— Ну? — спросил он, не смотря на меня.

— Мило. Всё очень… розовое.

— Ей нравилось розовое. Розовое, Барби и птицы.

Нравилось. Потому что девушка в инвалидном кресле, согласно папки, которую я читала прошлой осенью, не разговаривала с тех пор, как ей исполнилось шесть. С нападения Гаскилла Тесс была в состояние ступора и почти не на кого не реагировала, даже на Колина. Вот уже как десять лет она была поймана в самой себе.

Глаза Тесс переместились от меня к окну, и я последовала за её взглядом. На подоконнике был выстроен ряд небольших, деревянных фигурок. Крошечные летящие птицы, искусно вырезанные — каждая из них принадлежала другому виду. Некоторые были раскрашены, некоторые промаслены или покрыты лаком. Несколько совершенно не обработаны.

— Ты вырезал их для неё.

— Раньше она всегда бегала за птицами. Выходила на улицу с крошками хлеба и пыталась их поймать, хотела, чтобы они научили её летать, — он бросил на меня взгляд. — Иди домой, Мо.

Пальцы Тесс дёрнулись в сторону подоконника. Колин осторожно взял фигурку колибри, положил ей на ладонь и сжал пальцы. Она что-то пролепетала ей, выдуманные слова, и при этом звуке во мне что-то шевельнулось.

— Я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль, — сказала я.

— А я так и не считал. Я почти уверен, что ты вообще не думала об мне.

— Это несправедливо.

— Несправедливо? И ты стоишь тут, перед моей сестрой и говоришь о «несправедливости»?

— Нет. Мне очень жаль, Колин, то, что я сделала и то, что случилось с тобой и твоей семьёй. Я сожалею, что не послушала и злоупотребила твоим доверием. Я была не права, и мне очень жаль, — я уставилась на лампу, пока не справилась со слезами. — Но я не буду извиняться за то, что заключила сделку с Билли и не собираюсь от неё отказываться. Скажи мне только… как мне всё исправить.

— Не всё можно исправить, — сказал он уставшим голосом и с омрачёнными глазами. — Сейчас тебе лучше уйти.

Я прижала руки к животу, с трудом сдерживая себя.

— Конечно. Уйти. Была рада познакомиться с тобой, Тесс.

Она не отреагировала, продолжая смотреть на колибри, которую её пальцы обхватили словно клетка.

— Птичка действительно красивая. Твой брат невероятен.

А затем я ушла, потому что больше нечего было сказать.

— Знаешь, — сказал Люк, когда мы прогуливались по Французскому кварталу, — существует определённый тип мужчин, который использовал бы ситуацию в своих интересах.

Я рассмеялась, только чтобы не заплакать.

— И ты не относишься к этому типу?

— Отношусь. Но я подумал, что мне стоит предупредить тебя, чтобы ты знала.

— Как благородно с твой стороны.

— Тебе грустно, и это прискорбно. Мне не нравится смотреть на то, как тебя обижают. Но я не скрывал от тебя моих намерений, и ничего не изменилось.

— Не считая меня.

Я несла в себе магию, как второе сердце, тяжёлое от печали и сострадания. Будущее больше не было прямым, безопасным путём, а лабиринтом. А все правила, которые я когда-либо установила для самой себя, лежали осколками у моих ног. Я оправдывала своё поведение той же логикой, что и все остальные в моей семье.

— Что ж, в этом я с тобой не согласен. Ты — всё ещё ты. Та же девушка, что в переходе набросилась на Сумрачных, даже понятия не имея, что они такое. Та же девушка, которая укусила меня, когда я хотел заставить её замолчать. Просто ты так долго сдерживала свою природу, что сама плохо себя знала.