Kapkan - Запах Вереска [СИ]

Они продолжают реветь где-то среди свинцовых облаков даже тогда, когда в его руках холодно блестит покрытый письменами двуручный меч. Крестовина которого теперь похожа на его собственные порванные крылья, а рукоять черна, как зола. Длинное острое лезвие нервно звенит в предвкушении крови, и он чувствует эту жажду. Оно блестит под пламенем в последний раз и занимает свое место в ножнах на его поясе. А перед глазами маячат каменные обломки пустого саркофага. Он смотрит на них еще минуту, и обломки начинают плавиться. Они раскалываются на новые куски и бьются друг о друга. Вытягиваются и скрипят. И вот через мгновение на их месте стоит безликий ангел. С распахнутыми тонкими, почти прозрачными пернатыми крыльями и чашей в ладонях, в которой горит огонь. Склеп вокруг мраморного ангела тает и рушится, словно стеклянный. Он превращается в руины каменной беседки, покрытой цветущим плющом и вересковыми цветами.

— Думаю, ему бы понравилось, — задумчиво произносит он и даже не оборачивается.

— Это моя вина, — глухо шепчет Анрис и не отрывает глаз от расслабленной спины родного существа, — моя вина, что ты сейчас в таком состоянии.

— Бедный, бедный Ани, — короткий смешок словно пощечина, — не успел там, не успел здесь. Всех вокруг подвел.

Анрис давиться воздухом, когда в следующую секунду его пригвождают к земле холодные нечеловеческие глаза. Проклятый скалится ему в лицо и, нежно проведя по щеке металлическими когтями, от чего по позвоночнику ползет ледяной ужас, все так же тихо продолжает:

— Я слышу все твои мысли. Ты ведь не думал, что сможешь что-то скрыть от меня? Я знаю, чего ты так жаждешь, Ани. Он простил тебя, когда узнал о твоем предательстве. Знаешь, а ведь ему было так больно, Ани. Так больно, но он простил тебя.

Анрис смотрит в такие нежные глаза и чувствует, как его трясет. Он не может отвести глаз от той Бездны, которая блестит на дне голубых глаз. Они тянут его в свое дно, рвут его сердце вновь и вновь. Он смотрит в них и видит залитое кровью лицо своего сына. В его ушах звенит его последний крик и бесконечная боль.

— Он — простил, — нежно произносит Небесный и расплывается в отвратительном оскале, — только простишь ли ты себя сам?

Это последнее, что он слышит. Когда Анрис смаргивает, на поляне перед мраморным ангелом нет никого, кроме него. Его руки все еще трясутся, и горло сдавливает соленый ком, когда он связывается с Кристом. Ноги больше не держат его, и белокурый вампир сползает на колени перед статуей. Невидяще смотря перед собой и не чувствуя, как становится мокро щекам. Перед его глазами все еще лицо Ивона и издевательски нежный голос Дагуры в голове. Он никогда не простит себе. Ответ был ясен им обоим с самого начала…

Над Волчьим Двором гремят раскаты и ревут северные ветра. Молнии пронзают разом почерневшее небо, и дрожит земля. Вековые деревья темного леса гнутся, словно тонкие прутья, и трава превращается в осколки льда. Природа сходит с ума от боли и ревет, не в силах сдержаться. Владения Валгири закрыты сейчас для всех. Они больше напоминают проклятые земли. Словно Небесные разом обрушили на них свой необузданный гнев.

Пенистые воды бьются об острые скалы под черным мостом и шипят, словно сотни ядовитых змей. И черные развалины Блодхарта как никогда прежде напоминают вековой призрак, с которого, наконец, содрали пестрые одеяния, оставив в своей уродливой реальности. А магия, покоем живущая столько веков в этих землях, сейчас сжигает их изнутри. Она вибрирует на самих границах и вихрями клубится в самом центре Волчьего Двора. Сотнями диких псов завывает во тьму ночи и рушится ледяной водой в острых каплях дождя.

Молнии бьют над крышей старой церкви и вылизывают ее высокие шпили. Воздух дрожит под их острыми вспышками, и старые стены не могут удержать тот звериный рев, который раздается под мокрой крышей. Только источник ее намного дальше и глубже. Он заперт в крепких и древних лабиринтах под церковью. Скованный цепями и сотнями заклятий, которые члены его стаи плетут, словно невидимую сеть. Они пытаются остановить его, прижать к земле и говорят без умолку. Они просят прощения и уверяют, что это для его же блага, но он в таком бешенстве, что сети рвутся снова и снова.

Маркус смотрит на бешеные глаза своего брата и с содроганием думает о той минуте, когда старший сумеет вырваться. Он их всех на кусочки порвет, а его пустит на тонкие ленточки. Однако сейчас младший знает, что поступает правильно. Стоит только вспомнить бледное лицо Криста и оскал Алана. Человек прав во всем, и его опасения льдом сковывают сердце серо-бурого волка. Потому что там, в проклятых венгерских горах, на них смотрел кто угодно, но не их Алан Салливан. А брат этого будто не видел. Он рвался к этому существу и не чувствовал запах крови и гари, которым словно насквозь пропитался его лио. А его ли теперь?

Но у Маркуса не было времени на этот вопрос, потому что ему сейчас надо было всеми силами удержать старшего брата от глупостей. Что было трудно, потому что удерживать его с каждой минутой становилось сложнее. Не помогла ни Диана, ни магия их сыновей. Они вчетвером с трудом справлялись с ним сейчас, а от Криста по-прежнему не было вестей.

— Ты знаешь, что вы меня не удержите, — оскалившись, зашипел Кайрен и, рванув свои цепи, вырвал их из каменного пола.

— Я делаю это для тебя! — рявкнул упрямо держащий магический заслон Маркус.

— Я нужен ему и уйду вслед за ним, — зло усмехнувшись, Кайрен взмахом руки отшвырнул всех их от себя.

— Ри, одумайся! — закричала Диана и кинулась к нему.

Ее не размазало по стене лишь чудом. Он схватил ее за шкирку и, встряхнув, как котенка, кинул в сторону Маркуса. Он скинул с себя магию племянников и зло провел выросшими когтями по стене. Она рассыпалась песком под его магией, и вместе с ней взорвался потолок. Они только и успели закрыться от летящих обломков. Когда же пыльное облако рассеялось, то Кайрена уже не было…

Гор даже не растерялся, когда запертые магией двери церкви с грохотом распахнулись, выпустив взбешенного до предела альфу. Он просто взглянул в покрытые алыми прожилками золотые глаза и понял, что зализывать раны придется очень долго. Примерно те же мысли были у его ребят. Но они упорно начали окружать своего альфу и перекидываться.