Anetta78 - Абулия [СИ]

— Кэсси, двойрам не перечат, — строго сказала мама, но на самом деле жалела, что все сложилось именно так: пусть в их районе дети были самыми обыкновенными и не ровня аристократам, зато не в пример многочисленными и дружными без всяких там зловещих жертв. Не считать же за них кур, возложенных на алтарь богов, чтобы потом оказаться в супчике с лапшой, любимом кушанье Кэсси. Теперь он сможет наслаждаться изысканными яствами, носить дорогую одежду, но долго ли?

— Чертовы традиции! Надо было отдать тебя в мужья тете Деборе. Был бы сыт, и счастлив, и жив…

Тетя Дебора была толстой, старой и с бородавкой на носу, а остальные знакомые девчонки, как назло, вовсе соплячками, играющими в войнушку возле гаражей. Поэтому Кэсси сказал, что он будет рад стать мужем Мелани, чтоб не расстраивать маму. У его жены хотя бы бородавок нет и коленки не сбиты!

Но вместо того, что бы отправить мужа на жертвенный алтарь или распорядиться его тельцем еще каким-нибудь ужасным и бесчеловечным способом, жена оплатила ему обучение и устроила младшим компаньоном в свой банк. Оказывается, двойры не меньше, чем дочерей, любили драгоценности, быстрые машины и развлечения. И тут Кэсси смог показать себя полезным: его слабенький дар, мало пригодный для произведения двойр, очень кстати пришелся в произведении материальных благ. «Столько лет, а ты еще не дал потомства!» — правда как-то заявил мамин дядя, завистливый мудак, только мамочка, мило улыбнувшись, пообещала и ему устроить брак с аристократкой. Дяде пришлось заткнуться. Малышня потом дразнила злюку «двойровой невестой», даже тетя при случае говорила, что с удовольствием уступит двойрам такого красавца, когда дядя приходил под мухой из конторы, где трудился водопроводчиком. Кэсси же приезжал на работу в новенькой машине и красивом костюме, и теперь мог без труда подкинуть своей семье деньжат.

Такое мироустройство иногда казалось Кэсси ужасно несправедливым. Вместе со своими коллегами, такими же младшими мужьями, они часто рассуждали на эту тему во время ланча. Все задавались вопросом, так ли необходимы жертвы?

— Это негуманно и неестественно! — ораторствовал Кэсси, — и надо обязательно подавать петиции — ведь самые сильные и красивые из нас гибнут во цвете лет!

Кому и куда подавать петиции никто не знал. Но еще чаще строились догадки о способе, при помощи которого двойры забирают жизни своих бедолаг-мужей.

— Клянусь всеми богами, мне рассказывали, что во время этого дела, там в средоточии страсти вырастают острые зубы и бедный мужчина лишается самого важного, — взволновано шептались они, — а потом зубастая вагина поглощает беднягу и его магия переходит к зачатой двойре.

— Сущая ерунда, господа, как можно верить в глупые байки о вечно голодной пизде! Я вам говорю, мужика кладут на алтарь богов и отрубают голову, а двойре подносят его истекающее кровью сердце! Только так можно получить силу для потомства!

— Да нет же, просто они тихо выпивают всю энергию во время секса, ты даже не почувствуешь, раз — и уже хладный труп!

Такие разговоры возбуждали страх и любопытство одновременно. Кэсси ловил себя на мысли, что ему просто невыносимо хочется узнать эту тайну. Остроту его фантазиям добавляло то, что для этого пришлось бы отдать жизнь.

А иногда Кэсси даже думал плохо о двойрах. «Возможно, так они устраняют своих конкурентов в этом мире, а все эти ритуальные танцы вокруг элитного потомства — колоссальный обман, неправда, которую нам впаривают с детства!». В такие моменты он чувствовал себя настоящим революционером и даже воображал, что стал мучеником во имя добра и гуманности. Но в целом, и он, и его друзья, были золотой молодежью, довольной своей жизнью, которой страшные тайны добавляли перчинку и разбавляли офисные будни. Поэтому они развлекались сплетнями и междусобойными романчиками.

— У нас солидная фирма, — объясняли Кэсси при вступлении ее негласный кодекс, — и задача подчиненных — всячески угождать начальству. Но не переусердствуйте, всегда найдется тот, кто сможет нагнуть вас.

Кэсси только улыбался — он был очень миленьким и не нуждался в том, чтобы принуждать кого-либо. Наоборот, за ним увивались и коллеги, и подчиненные, и даже конкуренты, и получить минетик не было проблемой: всегда было уйма воздыхателей, желающих оказать услугу столь приятному молодому человеку. А что делать, если жена удостаивала Кэсси редкой лаской или потрепав как собачку по голове, или ущипнув за попку — ее любовь принадлежала старшему мужу — воплощению всех возможных добродетелей в одном лице: настоящему аристократу и немеркнущей звезде их фирмы. Об их любви слагали легенды и говорили, что ради нее Мелани даже отказалась от надежды обзавестись потомством! Что может быть более романтичным?!

Но если жену Кэсси побаивался и старался лишний раз не попадаться ей, то мужу он мозолил глаза с завидным постоянством. Он видел Краута нечасто и откровенно любовался им, а тот был неизменно ласков и улыбался при встречах. Тогда сердце бедного Кэсси билось чаще, а член стоял крепко и дрочка была особенно сладкой.

— Зря ты сохнешь по нему, — уговаривали его коллеги, надеясь на нечто большее, чем интрижка. — Зачем им мы, если у них есть они и их большая любовь! Мы тут маленькие рабочие пчелки, разве кому-то из высших есть до нас дело? Забей и забудь.

Только Кэсси мечтал, что однажды прекрасный Краут оценит и полюбит его — скромную трудолюбивую пчелу.

В тот день провернутая сделка была особенно удачной, и Кэсси находился в приподнятом настроении: какой он молодец, и конкурентов обставил, и вообще — он красавчик и жизнь прекрасна, когда в коридоре его остановил Краут.

Не говоря ни слова, он потащил его в свой кабинет, грубо кинул на диванчик и приказал:

— Раздевайся!

Кэсси растерялся, тогда Краут сам начал рвать его одежду, бесцеремонно хватая за член и яйца. Не так, совсем не так Кэсси представлял себе эту сцену. Он мечтал о том, что тот скажет ему, что он, Кэсси, давно ему нравится, и более того — давно его любит, и они сольются в долгом и страстном поцелуе…

— Ну что ты застыл! — прикрикнул Краут и отвесил Кэсси легкую оплеуху. — Лежишь как бревно… Отсоси мне, что ли!

Кэсси словно очнулся и забился под мужем, как перепуганная птица, царапая его своими коготками.

— Блядь! — удивленно воскликнул он, когда зубы Кэсси не на шутку впились ему в руку. — Ты что, не хочешь? — его лицо изображало крайнее волнение. — Разве ты не любишь меня? — спросил он Кэсси.

— Очень, — честно ответил тот, и Краут снова попытался овладеть им. — Но ты меня — нет! — в отчаянии воскликнул Кэсси.

Краут оттолкнул его и упал в кресло, закрыв лицо руками: