Ирина Смирнова - Моя джинна Реджина [СИ]

— Сюда! Мне скучно… Я всегда вызываю джинна, когда мне скучно! — капризным голосом давно не поротого засранца выдал мальчишка и откинулся на подушки.

Судя по всему, конструктивного сотрудничества не получалось.

— А как вызвал? — Джина, как называли ее друзья, старательно подавила приступ раздражения, даже погладила подушку, на которой уже полулежала, по тугому шелковому боку. — Каким образом, в смысле, и как мне вернуться обратно?

— Когда я тебя отпущу, — с довольной рожей объявил этот… Асад. — Слушай мое желание, джинна! Придумай, как удовлетворить меня сексуально. Наложницы мне уже надоели, мальчики меня не привлекают…

Реджина задумчиво посмотрела на его руку, украшенную перстнем, потом на свою, где пристроился злокозненный близнец с фальшивой (а фальшивой ли?) бирюзой, и для начала спокойно попыталась его снять. Не получилось. Даже когда она дернула сильнее, и еще сильнее, теряя свою приобретенную многолетней практикой невозмутимость. А потом подняла горящие нерастраченной «нежностью» глаза на повелителя трех… нет, семи оазисов.

Тот почему-то обрадовался:

— Удовлетвори меня так, как никто никогда не удовлетворял до этого, чтобы я остался доволен!

Джина села, откинув подушку, и прищурилась на неудовлетворенный объект очень добрыми глазами.

— И я могу делать все, чтобы удовлетворить это твое желание? — переспросила она после короткой паузы, о чем-то размышляя. — Кто я, говоришь? Джинна? Это женская форма слова джинн? Дух, владеющий силой волшебства?

— Да, ты можешь делать все, что не пойдет мне во вред и не опасно для моей жизни, но доставит мне удовлетворение. И лишь только когда ты исполнишь это мое желание, я отпущу тебя.

— Понятненько, — задумчиво резюмировала Джина и встала с подушек. Огляделась и на пробу прищелкнула пальцами. Хмыкнула, обозрев нечто, появившееся у мальчишки за спиной, кивнула сама себе, и…

— Ты что творишь, шайтаново отродье?! — вскрикнул султан, вдруг обнаружив себя совершенно голым, подвешенным за раскинутые руки к массивной прямоугольной раме из темного дерева.

Но рот его тут же оказался заткнут мягким, можно даже сказать, удобным кляпом с завязками на затылке.

Висел парень невысоко и вполне мог упереться в ковер пальцами ног, тоже растянутых и схваченных мягкими прочными манжетами.

Реджина никак не отреагировала на возмущения. Учитывая ее опыт в теме, у нее было очень разнообразное начало сессий.

Но связанные мальчики с кляпом во рту всегда ей нравились, и она давно научилась их понимать, даже без слов. Если хотела, конечно.

Обозрев композицию, Джина с удовольствием потянулась, разминая сведенные неожиданным приключением мышцы и демонстрируя распятому мальчишке фигуру настоящей женщины — по меркам нашего мира чуть полноватую, с округлыми, массивными бедрами, большой грудью, но при этом ярко выраженной талией.

— Ты просил удовлетворения и лекарства от скуки? — мурлыкнула она, глядя парню прямо в глаза из-под полуопущенных ресниц. И шагнула к нему, мягко, грациозно — привилегия полных людей в текучести и плавности движений была ей хорошо известна и давно освоена. — Ну, раз тебе понадобилась именно я… значит, и удовлетворение будет такое, какое могу тебе доставить только я.

Реджине уже, пожалуй, нравилось это приключение. А вот мальчишка, судя по его мычанию, был в корне не согласен с таким положением себя в пространстве и мире, но женщине это тоже нравилось.

При ближайшем рассмотрении парень оказался не просто смазливый, а почти совершенный. Нежно-золотистый, не смуглый, а тронутый легким загаром, изящный, но при этом вполне по-мужски оформленный. Каждая мышца словно вылеплена лучшим придворным скульптором — ни убавить, ни прибавить, идеально и гармонично. А еще он был гладкий, шелковый, ни единого волоска на груди, и пах тоже радовал отсутствием зарослей.

Реджина вдруг вспомнила, что когда-то читала — шугаринг был известен на востоке с древних времен и был обязателен не только для женщин в гаремах, но и для высокопоставленных мужчин в банях. Ибо жара и гигиена.

Если у него еще и попка настолько же совершенна…

Джина хмыкнула своим мыслям и обошла композицию по кругу. О да-а!

— Ну что же, ваше султанское величество… это будет интересно, — прошептала она юному султану в ухо, подойдя «с тыла» и собственническим жестом прижав его к себе. Черт возьми, это было очень… очень возбуждающе, особенно когда он вздрогнул и снова возмущенно замычал.

— Если будешь послушным мальчиком, удовольствие придет быстрее, — Реджина нежно прихватила губами мочку его уха, потом поцеловала чуть ниже, по линии волос. — Будешь непослушным, игра продлится дольше, зато интереснее! — и она звонко, хотя и не очень сильно шлепнула свою добычу по напрягшейся округлой ягодице, наслаждаясь ощущением наполненности в ладони, чуть сжала, погладила…

— Во всяком случае, тебе уже не скучно, правда?

Она даже отпустила жертву и обошла конструкцию еще раз, чтобы насладиться не только свирепым рыком сквозь кляп, но и яростно сверкающими глазищами. Судя по всему, плененный султан вспоминал все кары мира и пытался их озвучить.

— Очень мило, спасибо, — безмятежно улыбнулась женщина, проводя кончиками пальцев по его плечам… по груди, задевая соски и спускаясь ниже, ниже… — Мне тоже приятно, что ты меня вызвал. Я давно мечтала о таком красивом мальчике для игры. И твое грозное рычание мне тоже очень нравится. Это так возбуждающе… ты, наверное, меня поймешь — покорные игрушки очень быстро надоедают, верно? Так что сопротивляйся… Да, вот так! У тебя необычайно красивые глаза, особенно когда ты ими так гневно сверкаешь…

Все это Реджина нежно нашептывала своей жертве, не переставая исследовать его тело кончиками пальцев, легко-легко, словно прикосновением пера, или же более настойчиво, ощупывая, оглаживая, обрисовывая каждую мышцу.

Распятый в раме мальчишка действительно сопротивлялся и излучал прямо таки вселенскую ярость и злость. Но Джину это уже не могло остановить. Наоборот, нереальность происходящего, смешиваясь с настоящим сопротивлением, которого, увы, почти не бывало во время игровой добровольной сессии, пьянило крепче самого дорогого коньяка.

Но одного сопротивления уже было, пожалуй, мало. И женщина, продолжая ласкать распятого парня легкими, дразнящими прикосновениям, постепенно «сужала круги», подбираясь к самому сокровенному.

— В беспомощности и потере контроля есть своя прелесть, — мягко объяснила она замершему на мгновение юноше, плавно опускаясь перед ним на ковер и почти касаясь губами гладкого лобка. — Ты не можешь ничем управлять, зато можешь сполна насладиться, не думая ни о чем, потому что думать за тебя буду я.