Светлана Багдерина - Срочно требуется царь [СИ]

— Не царское это дело, — торжественно кивнул главный рудокоп. — Не царское.

И тут Иван возмутился. Ему хотелось спорить, доказывать, убеждать, что он даже дома — младший сын, а этой стране он вообще никто, и звать его тут никак. Что если уж законные наследники Костея — дед Зимарь и Агафон — не захотели такой ноши и разошлись кто в лес, кто в ВыШиМыШи, то он-то подавно имеет полное право уехать домой хоть сегодня. Что управлять государством он умеет еще меньше, чем портить шкуры зверям. Что если еще хоть один человек придет к нему со своей проблемой, жалобой, сетованием или челобитной, то он просто сойдет с ума. Что единственная его мечта последние несколько дней — вырваться из стен этой ненавистной управы чего бы это ни стоило ему, стране или зверям, и он уже набрал полную грудь спертого, пыльного, пресного городскоуправского воздуха, чтобы озвучить всё это твердо и непреклонно… Но в этот момент дверь кабинета сухо скрипнула, приоткрылась, и впустила озабоченного Макара:

— Иван, там от углежогов и рудокопов делегация пришла, расстроенные как сто гармошек. Потом от Новоселковской слободы делегация с прошением, от Кошкалдинской, от мыловаров двое старух, от колесников дедок — спина колесом, от веревочников…

— Попроси их подождать минут пять, пожалуйста, — пристыжено выдохнул весь запас атмосферы и бунтарства лукоморец.

— Ладушки, — захлопнулась дверь, обдав хозяина постылого кабинета соболезнованием и всепроникающей холодной пылью.

Царевич понурил голову, вздохнул и проговорил:

— Тогда я в следующий раз пойду. Обязательно. Пожалуйста?..

Серафима сочувственно кивнула и постаралась соврать как можно более убедительно, словно малодушный врач — смертельно больному пациенту:

— Конечно. В следующий раз. Естественно. Что мы тебе и говорили.

Иванушка поверил в то, во что хотел поверить, кивнул еще раз, и вдруг подбородок его застыл на полпути к груди, а глаза расширились и загорелись:

— У нас же в подвале сидят два десятка стражников Вранежа!

— И что? — непонимающе воззрилась на него супруга.

— Мы же можем попросить их, чтобы они записались в охотники! Они молодые, здоровые, умеют обращаться с оружием…

— И что? — продолжала упорствовать в непонимании царевна.

— Но нам же нужны люди?..

— Они не пойдут, — сухо поджала губы она.

— Я поговорю с ними, и они осознают наше положение и обязательно согласятся!

— Эти тупые самодовольные мордовороты?

— Они были неправы, и теперь раскаялись, я уверен! — окрыленный идеей Иванушка, глухой к голосу здравого смысла, бросился к двери.

Серафима за ним.

Догнала она его только в подземелье.

— Добрый день! — радостно отдуваясь после быстрого бега по лабиринту коридоров и лестниц Управы, приветствовал он заключенных.

Ленивые презрительные взгляды из-за толстых прутьев были ему ответом.

— Я говорю… здравствуйте… — не столь уверенно повторил он.

— Жрать когда принесут? — не вставая с соломенного матраса у решетки, отделяющего его от остального подземного мира, лениво поинтересовался один из бывших стражников.

В свете факела его лицо показалось царевичу безупречным воплощением устной экспресс-характеристики, данной им Серафимой, но он упрямо отогнал от себя и без того робкую мысль о поражении, и на мгновение наморщил лоб, соображая.

— Обед через три часа, — сообщил он наконец. — А пока я хотел…

— Долго, — разочаровано хмыкнул заключенный.

— Так и похудеть можно, — ворчливо заметил другой.

— Мало того, что заперли ни за что, так еще и кормят помоями! — возмутился третий. — Через час что ел, что не ел!

— Вот я хотел вам предложить… — сбитый с толку таким приветствием, лукоморец снова собрался с мыслями и продолжил заготовленную по пути речь. — В смысле, я хочу сказать, что вам, наверное, известно… В городе очень тяжелое положение с продовольствием… И я хотел вам предложить вступить в добровольные охотничьи отряды… чтобы…

— Мокнуть под дождем?

— Мерзнуть под снегом?

— Коченеть под ветром?

— Спать под елками?

— Гоняться за зайцами?

— Лазить по деревьям за белками?

— Драться на кулачках с медведями?

Арестанты оживились, и издевательские предположения посыпались как из ведра.

— Нет… То есть, да… Я понимаю, это трудно… Опасно… Но ведь это нужно для того, чтобы накормить людей вашего же города!..

— Люди нашего города — это мы!

— Приходи через три часа накормить нас!

— Или отпусти и не выдумывай ерунду!

— Но ведь от вас сейчас зависят жизни стариков, женщин, детей — ваших же земляков!..

— Нет, это от них сейчас зависят наши жизни!

— Если они будут плохо нас кормить, мы заболеем и зачахнем!

— Ха-ха-ха!!!

— Я понимаю, вам нужно время, чтобы подумать… — растерянно предположил Иван, всё еще отказываясь верить в неудачу.

— Ну, ты правильно понимаешь! — снова развеселились арестанты.

— Так, значит, вы согласны?.. — радостно встрепенулся он.

— Нашел дураков!

— Сам иди в свой лес!

— Там таким как ты только и место!

— Мы позовем тебя, когда надумаем!

— Лет через пять!

— Проваливай!

Бывшие стражники похватали жестяные миски и ударили в них ложками как в литавры.

Красный от обиды и стыда, Иванушка повернулся и, сопровождаемый грохочущим скандированием: «О-бед!.. О-бед!.. О-бед!..», нехотя потащился вверх по лестнице.

Серафима, безмолвно, с непроницаемой физиономией простоявшая в тени у самой двери весь разговор, недобро прищурилась, покряхтела, почесала подбородок и, дойдя почти до середины лестницы, внезапно хлопнула себя по лбу размашистым театральным жестом, сказала «ё-моё!» и повернула назад.

— Ты куда? — встревожено оглянулся Иванушка на торопливо удаляющиеся вниз шаги.

— Я носовой платок там обронила… — донеслось из темноты. — Сейчас приду…

— Но у тебя никогда не было… — начал было озадачено припоминать Иван, но супруги уже и след простыл.

Невесело пожав плечами, царевич вздохнул и поплелся дальше.

Неужели Серафима была права, и им действительно безразлична судьба родного города?..

Но как такое может быть?!

Отложившие было миски и ложки и вальяжно развалившиеся на соломе под похвалы бывшего градоначальника арестанты при звуке легких шагов приподнялись на локтях и с любопытством уставились на дверь в конце коридора.

Ждать долго не пришлось: невидимый ключ повернулся в замочной скважине, дверь, которая в прошлой жизни, наверняка, была крепостными воротами, грузно скрипнув массивными петлями, отворилась, и в коридор вошел парнишка, кажется, тот самый, молча стоявший в тени, пока самозваный правитель агитировал их идти в охотники.

Также молча, не проронив ни слова и ни звука, парень деловой походкой подошел к толстому факелу, горевшему ярким ровным светом в кольце у их камеры, вынул его, развернулся и пошел обратно, словно во всем подземелье он был единственной живой душой.