Айя Субботина - Невеста Темного принца

— Если честно, малышка, я ничего не понимаю.

— Поэтому, - она триумфально улыбнулась, - я расскажу все по порядку. Пожалуй, начну с той части, где наследницу королевской крови выдали замуж за человека, который согласился сохранить в тайне ее интересное положение. Я думаю, твой отец… - Нана потеребила край одеяла, подбирая нужные слова.

— Говори, Шпилька, вряд ли я услышу то, что шокирует меня больше событий последних дней, - подбодрил я.

И все равно оказался не готов услышать, что мой отец, мой настоящий отец… был еще и моим дядей.

— Я не помню, чтобы у нас в доме когда-то говорили о материных родственниках, - сказал я, отчаянно напрягая память, пытаясь вспомнить человека, который, как утверждала Шпилька, был братом моей матери. И моим отцом. И меня это известие, мягко говоря, на хрен убило. Если бы не радость от того, что мои жена и ребенок остались живы, я бы, наверное, снова расколошматил что-нибудь в труху, даже если бы не почувствовал ни капли облегчения.

— Вероятно, поэтому и не говорили, - сказала Шпилька.

Я видел, как она пытается подобрать нужные слова и уже рот открыл, чтобы предложить не испытывать мое терпение правильными эпитетами, но промолчал. Видимо, ближайшие годы жизни придется посвятить дрессировке собственного терпения, раз уж меня угораздило влюбиться в самую упрямую женщину в мире. Только, кажется, я уже так крепко в нее вляпался, что чувствую зависимость от наших ежедневных обменов «колкостями». Не представляю, что должно случиться, чтобы мне перестал нравиться ее острый язык.

— Просвети меня, откуда в твоей голове родилась эта идея, - предложил я, присаживаясь на край кровати. – Признаюсь сразу, что сделаю все, чтобы разбить твою теорию в пух и прах, потому что, Шпилька, не уверен, что быть ребенком связи кровных брата и сестры Шад’Арэнов лучше, чем не быть Шад’Арэном вовсе.

К счастью, она совершенно спокойно отреагировала на мое откровенное признание, что я наперед не согласен с ее выводами. Возможно, не только я начал учиться терпению? Черт, может, пока не поздно, заткнуть ей рот поцелуем и сделать то, без чего я уже который день схожу с ума – подергать за усы эту кошечку, чтобы сполна насладиться ее сладким шипением.

— Тебя никогда не удивляло, почему Адела так яростно убирала все, что так или иначе связано с Кори?

— Разве это не объясняется ее желанием стереть всякое упоминание о сопернице? – Я пожал плечами, потому что до сегодняшнего дня никогда не задумывался об этом. Меня волновало лишь то, что c появлением Аделы в нашем доме появился еще и Лэрс.

— Обычно женщины не так остро реагируют на то, что где-то в интернете остались фотографии бывших жен их мужей, Р’ран. И уж тем более не посвящают этому приличный кусок своего времени. Если честно, сначала я думала, что она делала это по желанию твоего отца… То есть человека, который считался твоим отцом. Но если бы он так ненавидел воспоминания о прошлой жизни, разве стал бы хранить в доме ее вещи? Согласись, это немного странно: беречь украшения и даже одежду, но избавляться от фотографий.

Я кивнул, соглашаясь. Сколько себя помнил, после смерти матери отец всегда избегал разговоров о ней, но никогда не бесился, если ее имя так или иначе всплывало в беседе.

— Дело в том, что Лэрс, в отличие от тебя, похож на Кори как две капли воды. Сам посмотри.

Шпилька протянула мне телефон. С минуту или даже больше я смотрел на черно-белый, немного размытый снимок моей матери: бледная, со впалыми щеками, изможденная болезнью, о которой никто никогда не говорил вслух. Я вдруг осознал, что никогда не видел ее такой, потому что в моей памяти ее образ сохранился ярким, наполненным красками: с живым взглядом, золотистыми волосами и безупречной чистоты фарфоровой кожей. В призраке, который смотрел на меня со старой фотографии, та женщина угадывалась с трудом, но все же это была она. И в теперешнем своем состоянии Лэрс в самом деле был слишком сильно на нее похож, чтобы ставить под сомнение их родство. То есть – один в один, словно их создали по одному лекалу: те же волосы, те же тени в запавших от долгой болезни глазницах, тот же нос с небольшой горбинкой. Я невольно погладил свой, улыбнулся, нащупав тот же дефект и у себя.

— Я думаю, у Кори не было никакого недомогания, - продолжила Шпилька. – Скорее всего, она просто была беременна Лэрсом. И роман твоего ненастоящего отца с Аделой подкосил ее в этот тяжелый период. Поэтому Лэрс… Поэтому он не такой лунник, как ты: Кора была слишком слаба, чтобы выносить полноценного ребенка. Но все-таки она его выносила.

— Я помню… - вдруг осенило меня. От неожиданности я даже встал, пощелкал пальцами, пытаясь сконцентрироваться на только что воскресшем воспоминании. – Я помню, она говорила, что подхватила «лунную порчу». Всю жизнь пытался понять, что же это за болезнь такая, которой так и не нашлось ни в одном справочнике.

— Я бы тоже не выносила полноценного лунника, если бы не ты, - мягко напомнила о своем существовании Нана. – Та неделя… Знаешь, мне казалось, что природа против нас двоих, и пытается доказать, что пустокровка не в состоянии справиться со слишком сильной королевской кровью Темного принца.

— Не хочу тебя расстраивать, Шпилька, но будь ты совсем пустокровкой, ты бы и правда с ним не справилась так долго. – Я сжал челюсти, отгоняя неприятные мысли. Из-за своего упрямства Шпилька чуть было не подвергла их с ребенком жизни опасности, хоть я тоже был хорошо. Но мы это пережили. Переступили – и пошли дальше, и я точно не собирался становиться человеком, который будет ворошить эту часть нашего прошлого. – Думаю, твой лунатизм в ту ночь и то, какой чувственной ты стала после моей метки…

Я плотоядно улыбнулся, даже не пытаясь скрыть свое наслаждение внезапно воскресшими образами.

— Боги, Р’ран! – Шпилька всплеснула руками, покрываясь соблазнительным румянцем.

И я словно магнит потянулся к ней, присаживаясь рядом достаточно близко, чтобы иметь возможность погладить ее плечо и выступающую из ворота пижамы ключицу.

— Между прочим, женушка, я собираюсь наверстывать каждый день, что ты лежишь здесь, - шепотом пообещал я. – И делать с тобой столько развратных вещей, что даже стенам в нашем доме станет стыдно.

Честно говоря, я был готов приступать хоть сейчас, но незаконченный разговор и ее слабость были лучшим намордником против моей распоясавшейся фантазии. Я жестом предложил Нане продолжить, хотя – клянусь! – ее взгляд был точно таким же жадным, как и мой.

— Я уверена, что Адела выдала ребенка за своего. Тогда они с твоим не-отцом уже почти открыто состояли в отношениях, и появление ребенка никого бы не удивило. Кроме того, она была его личной помощницей, могла часто бывать в доме. И то, что Адела нигде не появлялась беременной, легко объяснить обычным для таких связей нежеланием афишировать незаконнорожденного младенца.