Марьяна Сурикова - В погоне за артефактом

— Не везде. — Я с тоской взглянула на Фомку, лицо напарника при этих словах оживилось.

— Что-то раскопала?

— Точнее, нарыла.

Брови приятеля поползли вверх.

— Нечто дурно пахнущее.

Фомка изобразил еще большую степень удивления, я горько вздохнула.

— Тогда, на сдаче последнего экзамена, когда нас отправили по разным закоулкам дворца, каждому выдавали схему места, куда он шел. Мне, соответственно, тоже. И вот там был выход, Фомка.

— Да ты издеваешься! — побледнел напарник.

Я продолжала грустно смотреть на сыщика, который шлепнул ладонью по лбу и воскликнул:

— Да ты чего? Я в каналезу не полезу! Там дышать нечем! Давай другие пути искать.

— А кто мне только что сказал, что иных выходов нет и везде охрана?

— Мало ли что я сказал! Я плохо позавтракал, а с голодухи и не то скажешь. И вообще, где твой вездесущий артефакт? Он должен навести на дельную мысль. Постоянно тебе является, сама говорила.

— Он уже навел.

— На вот это? — неверяще вопросил Фомка.

— Да.

— Во всем ты виновата, — вдруг заявил напарник.

— Каким таким боком? — возмутилась в ответ.

— Уела мужика, он пять лет тебя забыть не может. Теперь вот в отстойник придется лезть.

— Ну конечно, я виновата, кто же спорит, — решила согласиться, узрев всю степень расстройства напарника. Фомка не нашелся с ответом, только задышал громче, а из ушей почти пар повалил.

Пережидая приступ «фомического гнева», я принялась раздумывать над тем, что у меня не сходилось. А не сходилась одна важная деталь мозаики, которая отказывалась становиться на центральное место. Ведь король, как пить дать, подсунул послам поддельную шкатулку, потому и артефакт даже не подумали призывать. Но настоящий исчез-таки, испарился, ведь обе шкатулки обследовали вдоль и поперек. И хотя настоящую нам не удалось добыть у короля для экспертизы, я успела всю ее простукать и никаких потайных отделений не обнаружила, как и в ее точной копии, переданной после демонстрации заграничным послам нашему агентству.

Отсюда вопрос — как можно украсть настоящий артефакт из поддельной шкатулки? Вариантов ответа два: перепутать сами ларцы (ну уж явно хранитель, трясущийся над своим златом, не настолько туп!) или же подсунуть настоящий артефакт в качестве поддельного. Но ведь есть золотой листок, безошибочно, как магнит, указывающий на артефакт. Впрочем, во время второй церемонии листок не приносили, а ларец под строжайшим надзором хранителя в залу доставил слуга. Запутанно, однако. Надо бы еще поискать зацепки.

— Фомка, — обратилась я к только что переставшему натужно дышать напарнику, — последний раз золотой листок держал в руках тот самый нерадивый слуга, который оставил отпечатки пальцев. Не-ра-ди-вый, понимаешь? — произнесла я по слогам. — Раз его заменили на другого, значит, либо уволили, либо понизили в должности. И мне очень нужно его имя, Фомочка. Не мог бы ты перед нашим побегом чуть-чуть пообщаться с драконом?

— С кем?

— С дворцовой экономкой. Узнать, не увольняли ли кого-нибудь из дворца. Причина — халатность.

— О боже! — Напарник снова шлепнул себя ладонью по лбу, и пришел мой черед удивляться.

— Это что за выражение?

— Подцепил от Систеллы. Она родом из Тьмутьмии, там это любимая присказка в любых ситуациях.

— Чтобы эта присказка так намертво к тебе прилипла, ты должен был ее всю ночь слушать. А я поражалась, что это ты такой издерганный с утра? Не выспался, бедняга, еще и завтрак у тебя отполовинили, лишили растущий организм необходимых калорий. Фомочка, — я наклонилась вперед и погладила напарника по плечу, — я сегодня долго спала, и еще мне скоро поесть привезут, я тебе непременно оставлю. А ты пока сходи, пообщайся напоследок с драконом.

— Схожу, — с чувством ответил напарник, — если ты артефакт вызовешь и узнаешь про другой выход.

— Да пыталась, не вызывается он.

— Я помогу, что надо делать?

Я глубоко вздохнула.

— Горошину искать.

И стали мы искать горошину. Прыгали по комнате, искали на кровати, в креслах, подняли кучу пыли, устроили настоящий погром. Фомка повыворачивал все ящики из комода и тумбочки и даже сдвинул тяжеленную кровать (вот силища!). Однако ни одной горошины или даже намека на нее не отыскалось.

Махнув на все рукой, расстроенный напарник со злости опрокинул кресло и решительной походкой направился к выходу.

Кажется, дракона собирались укротить еще раз, и это не могло не радовать, поскольку ожидалось поступление новой информации. Я бухнулась на кровать, пережидая, пока перестанут вибрировать стены от Фомкиного «ба-бах» дверью, и предвкушающе улыбнулась. Люблю пазлы.

— Прелесть моя, ты так мило улыбаешься, просто озноб по коже.

Я мгновенно повернула голову и увидела прислонившегося к подоконнику артефакта. Невозмутимый, сияющий, деловито засунувший одну руку в карман брюк.

— Явился! — Соскочив с постели, я хрустнула ботинками по осколкам разбитой чашки и в два шага очутилась возле окна. Направив негодующий указательный палец в грудь артефакта, обвиняюще произнесла: — Я тебя призывала, на колени падала, а ты только сейчас соизволил явиться?

— Прекраснейшая, нужно было всего лишь уронить вон то кресло, и я бы обязательно откликнулся. А как ты падала на колени? — живо заинтересовался безмерно любопытный и еще ярче засиявший дух.

— Вот так, — я очень, ну очень медленно и с соответствующим прогибом в пояснице сначала опустилась на корточки (подсмотрела в шоу «Этнические пляски шаманок vs Ритуальные танцы жриц». Жрицы победили!), потом встала на коленочки у ног артефакта, а потом простерла руки и сладенько вымолвила: — Светлейший!

У духа отпала челюсть и пропала способность дышать.

А мне того и надо было. Захотелось проверить, насколько в нем сильна человеческая память, если уж плотью не обременен, и правду ли сказал, что он был этим самым человеком. Нет, точно был. Вот судя по его взгляду — определенно был.

— Как же я не вовремя оделся, — выдохнул светлейший, потянув за ворот рубашки. И это при том, что по логике вещей ему ничего на шею давить не могло, да и без дыхания духи вполне обходились, ну а так пожирать глазами приличных девушек им вовсе не полагалось.

— Я еще и танцы вакханки умею, — заявила, решив добить солнечного. Гордо выпятив грудь, отставила в сторону ножку, устроила руку на талии, чуть наклонилась и похлопала ресницами.

Глаза артефакта совершенно недвусмысленным образом прошлись по всей моей псевдовакханской позе, а потом он приложил руку ко лбу и хрипло ответил:

— Уже представил.

А потом с такой мольбой во взгляде протянул ко мне руки, что я тут же вспомнила кое-кого без костюма и в моей кровати, а еще — как нагло разочаровали наивную пьяную девушку. Ну и шагнула поближе. Обнимай, мне-то что. Даже погладить можно. Ха-ха!