Марина Комарова - Калинка-малинка для Кощея

Я ошарашено уставилась на домового. Ничего себе! Ковши-двоедушницы обычно делают в полторы мужских ладони. Одна ручка соединяет два глубоких черпачка. На свадьбе молодые одновременно пьют медовое вино. Обряд старый, объединяет двоих в одно целое, делая их семьёй. Две души сливались в одну и частично отдавали себя, превращаясь в милого духа-хранителя. Обычай мне нравился, как чудеснице. Не было в нём ничего такого, что бы отталкивало и наводило на нехорошие мысли. Мелочь… но суть в том, что обряд был исключительно нашим, полозовчанским. Поговаривали, что ранее молодожёнам подавали две чарки, обвитые тоненькое золотистой змейкой, которую им дарил сам Змеиный царь. Но давно это было и правда ли — не узнаем, не догадаемся уже. Поэтому ковшик-двоедушница люди воспринимали куда лучше. Но зачем он чужаку-то?

— И Лель всё сделал? — тихонько уточнила я.

Емельяныч покивал:

— А как же. Он же работает на совесть. Темнозар пришёл, осмотрел изделие и в котомку спрятал. Похвалил работу, руки золотые мастера и был таков.

— А что не так-то было? — нахмурилась я, не улавливая связи между произошедшим и пропажей Леля.

Домовой тоскливо посмотрел на угрюмо молчащую утварь.

— Да изначально, Калинушка, вроде и ничего. Только после ухода Темнозара Елька прибежала, защебетала всякое. И вот слушаю я, слушаю, а разобрать не могу ни слова. И голова идёт кругом, а вокруг стоит запах сырой земли, будто оказался не в хате родной, а в подземном царстве. Сразу не придал этому значения, а потом как спохватился — поздно было. Увела она куда-то Лелюшку. И вот после этого он стал сам не свой. В глаза это не кидалось, только в отношении к девицам. Ни на кого не смотрит — только на неё.

А как я вопрос задам: «Нравится ли тебе Елька, Лелюшка?», так пожмёт только плечами и уставится на свои руки, перемазанные глиной, и молчит. Понять я такого поведения никак не мог. Следил за ним, да только в дела сердечные лезть не рисковал. Молодые всё же люди. К тому же нечего было сказать прямо, поэтому…

Макитра тяжко вздохнула, горшки тоненько завсхлипывали. А потом дружно принялись реветь. Емельяныч схватился за голову. Я растеряно оглянулась. Да уж, так когда Лель вернется, то дом будет похож на хоромы кикиморы. Нельзя так.

— Так, ну-ка тихо! — строго сказала я и хлопнула в ладоши.

А потом медленно поднялась во весь рост.

Живая утварь в мгновение ока притихла. Показалось даже, что все изумлённо посмотрели на меня практически неразличимыми глазками цвета глины.

— Леля я найду, — сказала я уверенно и спокойно. — Оберег его молчит, значит, беды большой не случилось. Поэтому нечего плакать и страдать. Отыщется ваш хозяйчик, обещаю.

Больше никто не проронил ни звука. Я быстро глянула на домового. Емельяныч сполз с лавки и взял меня за руку. Молча повёл к выходу. Только на пороге поманил к себе так, что пришлось склониться.

— Коль Леля приведёшь целым и невредимым, благословение от всего домовятства Полозовичей получишь, — тихо и серьёзно сказал он.

О как. Такими обещаниями не разбрасываются. Поэтому прониклась я по полной. Только крепко сжала руку домового и сказала:

— Спасибо за оказанное доверие. Не подведу.

Емельяныч тоже кивнул и вслед потом смотрел очень внимательно.

Я же покинула дом Леля в смутном беспокойстве. Зачем к нему приходил человек, похожий по описанию на Дивислава? Откуда такие вообще берутся-то?

Проходя мимо дома Ельки, чистого и не бедного, на мгновение замешкалась. Может, зайти? Поговорить еще разок? Ведь ясно же, что девица наврала мне с три короба. Вон и домовой подтвердил, что неладно всё было. А с другой стороны, если она не дура, то будет осторожной. Беда-беда, да уж. Можно, конечно, пойти по не слишком праведному пути и применить чудесницкие силы. По идее, ничего плохого не сделаю, это ведь не заклятье, а так… только подтолкнуть её сказать правду.

Не успела я дальше ступить и шагу, как меня ухватили за руку, рот зажали ладонью и утянули за угол.

Внутри все похолодело, крик так и не сорвался с губ. Паника захлестнула с ног до головы, но я тут же поборола её. Возле сердца уже зажёгся огонёк, как вдруг на ухо шепнул знакомый голос:

— Не шуми, а то всё веселье пропустишь. Слушай.

Меня резко развернули и прижали к стене. Я попыталась было взбрыкнуть, однако тут же сообразила, что сделано всё не с целью потискать меня, а дать нужное направление. Правда, способы Дивислава общаться девушками всё равно оставляют желать лучшего. Зачем так хватать прямо посреди улицы? Поманить, что ли, нельзя было? Хотя… в таком случае я бы тоже не подошла. Замкнутый круг, в общем, какой-то получается.

— А я ей и говорю, — тут же донёсся звонкий голос Ельки. — Ты меня вообще слушаешь?

Прямо через стену. Ай да молодец. Чудны твои умения. Надо бы побольше узнать, что можешь, кроме как к девицам в дома проникать и мысли блудливые навевать. Ой, немного не то, кажется, саму не туда понесло.

Ельке что-то ответили, однако говорившего признать не удалось.

— Может, и догадается, — пробубнила Елька. — Только ворожка говорила, что её дело верное. Никто не догадается. А Калина еще молодая больно, дура-девка.

«Это я-то дура?» — искренне возмутилась я про себя.

Правда, скорее уж возмущение шло наполовину с удивлением. Ибо в своих умственных способностях я временами сомневалась, но на фоне Ельки уж точно дурочкой не была. А девчонка что-то и впрямь много о себе понимает.

— К тому же заплатила я сполна, — тем временем стрекотала Елька, — продала ожерелье то, что из жемчугов и серебра отец матери привез. Она всё равно не носит, а мне в пользу.

Кто-то расхохотался. Противненько так, хрипло. Хм, перед кем эта пустоголовая так заливается-то?

— А ты вся и поверила?

— Поверила! — упрямо сказала Елька. — Ворожка Ириане помогла, Олесе помогла, Таисе помогла. А чем хуже?

— Что… всех к Лелю твоему приворожила?

На мгновение повисла тишина. То ли Елька такого вопроса не ожидала, то ли не могла ответить.

— А не так глупа, как кажется, — шепнул на ухо Дивислав. — Давно тут уже соловьём заливается, что скоро у неё всё будет, и сам староста Полозовичей в ножки поклонится.

Я чуть нахмурилась, вслушиваясь в беседу Ельки и неведомого мне человека. Даже не разобрать, кто там: мужчина или женщина! И это раздражало неимоверно. Хм, а может не это, а близость Дивислава, который как ни в чем не бывало стоял позади, почти касаясь моей спины, чуть шевелил дыханием волосы и не собирался отходить?

— Дура-девка не Калина, а ты! — прогремел незнакомец.

Кажется, всё же мужчина. Только вот по голосу — явно немолодой. Да и говорит как-то странно, с придыханием и присвистыванием, словно тяжко ему даётся человеческая речь.