Марина Снежная - Душа бездны

Дорайна сглотнула слюну и сделала пару мелких шажков, готовая в любой момент оказать сопротивление. Она была напряжена, как тетива лука. Дойдя до куста, за которым начиналось открытое пространство, Дорайна осторожно выглянула и не поверила глазам.

Никого. Мирно потрескивал костерок, рядом по-прежнему лежали ее вещи, на тех же местах.

Может, смех лишь почудился? Огонь она все же развела, но спросонья ей что-то показалось, вот и пустилась бежать. Версия не выглядела особенно правдоподобной, но иной девушка не могла придумать. Любая другая казалась бы чудовищной.

Как ни страшно было выходить из укрытия, она все же решилась. Подошла к костру и схватила лук, огляделась по сторонам. Оружие в руках придало смелости и девушка почувствовала большую уверенность. Снова села, прислонившись спиной к дереву, но до конца успокоиться не могла. То и дело обводила глазами окружающие кусты и деревья, отыскивая следы опасности. Не покидало ощущение постороннего взгляда, обжигающего из темноты. Соседство Проклятой трясины не добавляло спокойствия.

Но время шло. Наверное, прошло несколько часов. Точно Дорайна сказать не могла, настолько томительно тянулись минуты. Потрескивание сухих веток убаюкивало, а опасности больше не наблюдалось. Как ни старалась девушка держать глаза открытыми, веки наливались тяжестью. В какой-то момент они сами закрылись, пряча ее за завесой сна.

Сильная рука с длинными тонкими пальцами, появившись из воздуха, осторожно провела по волосам Дорайны. Мужской голос, тихий, как шелест листвы, произнес:

– Спи, девочка, и ничего не бойся… Никто не причинит тебе вреда…

Очертания высокой прозрачной фигуры, заслонившие костер от девичьей фигуры, заколебались и вскоре исчезли. Дорайна же спала, ничего не заметив. Никто не осмеливался тревожить сон девушки, повинуясь воле того, кто взял ее под свое покровительство. Ни ночные хищники, ни сумрачные обитатели болота, поблескивающие во тьме огоньками глаз.

Мойдер застыл на крыльце, вглядываясь в темноту, озаренную лунным светом. Прямо от ступенек дома уходила вдаль серебристая дорожка, похожая на разлитое молоко. Где-то по такой же дорожке, быть может, бредет упрямая девчонка, не желающая мириться с волей богов.

Домашние уже стояли на ушах, не зная, что думать. Отец собирался с утра отправиться на поиски беглянки. Может, кто-то из соседей тоже согласится пойти с ним. Среди ночи никто не стал бы соваться в лес, да и бесполезно это. Как ее отыщешь, когда в темноте под любым кустом отличное укрытие. А Дорка явно ушла по своей воле и не хочет, чтобы ее отыскали.

Бедолага Арника винит себя, уже все глаза выплакала. Кается, что ничего не заподозрила, когда сестра сегодня домой явилась. Нужно было заставить делами заняться, глядишь, дурь из головы бы и вылетела. Мать тоже винит себя, что плохо дочь воспитала, потакала во всем.

Да что уж. Все потакали Дорке. Младшенькая, любимая. Золотое чудо, как ее всегда отец называл. И, правда, она с детства казалась солнечным лучиком, непохожим на других – суровых и грубоватых. В кого только уродилась такая? Ни на мать, ни на отца не похожая.

Мойдер смутно вспоминал спеленутый сверток, вокруг которого столпились поселяне. Удивленно разглядывали, шушукались. Потом раздался жалобный плач, и мать взяла сверток на руки. Это было первое воспоминание о Дорке, которое всплывало в голове парня. Ему тогда было не больше трех, мог и вообще ничего не запомнить.

Ощущение какой-то неправильности до сих пор не оставляло его при взгляде на сестру, но он никогда не пытался развить эту мысль.

Ну и пусть, что она отличается от всех, как алмаз среди булыжников. От этого не становится ему чужой. Наоборот, нужно больше присматривать, чтобы никто не вздумал обидеть. Правда, такую попробуй обидеть. Вздорная и упрямая. Не раз доводила домашних до белого каления. И всякий раз все ей с рук сходило. Добаловались… Опозорила семью, теперь вот и на Арнику тень падет. Дескать, если сестрица такова, то, наверное, и старшая недалеко от нее ушла.

Пытаясь вызвать в себе гнев на Дорку, Мойдер боролся с тревогой. Воображение рисовало хрупкую фигурку, бредущую по темной дороге куда глаза глядят.

Провиант с собой взяла, поэтому голодная смерть ей не угрожает. Но ведь одинокая девушка – легкая добыча для всяких проходимцев. Скрутят в два счета и…

Мойдер стиснул кулаки, отгоняя страшные картины. Напомнил себе, что Дорку видели сегодня, и шла она не в сторону торгового пути, а к лесу.

Тоже не лучшая перспектива, конечно. Мало ли, что в чаще с ней случиться может. Но все же Дорка, как и остальные легурцы, дитя леса, она вряд ли пропадет там. В россказни о нечистых духах Мойдер не особо верил, потому боялся лишь по поводу хищников. Но Дорке хватит мозгов костер развести или на дерево залезть. А днем они ее непременно найдут, хоть придется весь лес прочесать.

Ох, и получит же она, пусть только в руки попадет к нему! Жаль, что хватились поздно. Только когда на заходе солнца не вернулась, поняли, что не просто где-то от работы отлынивает, а гораздо хуже.

Сейчас, когда в горнице мать с сестрой наперебой винили себя в исчезновении Дорки, Мойдер не выдержал и вышел. Понимал, что если кто и виноват, то он. На него обиделась глупая девчонка. Да и правду сказать, перегнул палку парень, когда сегодня ее отчитывал. Сам это понимал, но сказанного не воротишь. Да и если бы нашел, ни за что бы не взял свои слова обратно. Таким глупым поступком Дорка лишь подтвердила их справедливость.

Скрипнула дверь, на крыльцо вышел дед и вытащил из-за пояса кисет с табаком. Закурил трубку, глядя в ту же сторону, что и Мойдер. Тяжко вздохнул.

– Как думаешь, где она сейчас? Чего ей дома не сиделось? Не обижал ведь никто…

– Не трави душу, дед, – поморщился Мойдер. – На меня она обиделась.

– За что? – поразился старик.

– Было за что. Отчитал я ее сегодня, сказал, что позорит она нас.

Дед поперхнулся дымом. Откашлявшись, сипло сказал:

– Ну, коли так, то, может, одумается. Пересердится на тебя и вернется под утро. Дорка на тебя долго не умеет обижаться.

– В этот раз, боюсь, не пересердится… Дед, дай закурить, – он потянулся к трубке.

– Вот еще, – буркнул старик, отводя руку в сторону. – Нечего травить себя.

– А сам-то?

– Мне можно. Все равно помирать скоро. В дом иди, там мать с сестрой изводятся. Хоть ты им скажи, что этим делу не поможешь. Меня старого они не слушают.

– Думаешь, меня послушают? – усмехнулся Мойдер.

– Дейра их знает.

– Не поминай черную, – вздрогнул парень, хотя сам не раз это делал. Но сейчас, когда сестра неизвестно где, не хотелось беду накликать.