Ольга Зима - Названная женой

Супруг лежал, сложив руки. Не шевелился.

— Нис! Нис, ты слышишь меня?

Гвенн решила оттащить его подальше от этой комнаты, пока ей самой не стало плохо. Она подхватила мужа со спины под плечи, дотащила до ближайшего поворота, прислонила к стене и поняла, что силы кончились.

— Нис, какой же ты тяжеленный, даже в воде!

Оглянулась на шорох, но никого не увидела.

— Нис, родной, любимый! А это я, Гвенн, — погладила ладонями щёки, чуть не плача.

Он торопился к ней. Он торопился так сильно, что не ополаскивался на суше — язвочки появились на коже. Но супруг показался ещё красивее и ещё роднее. Вот только смотрел и не видел. И явно не слышал Гвенн.

И зрачки, как у Дроуна, были сужены в точку. Гвенн пробрал озноб.

— Нис, это я, я тут! Это я, Гвенни! — торопливо целовала она супруга. — Вернись ко мне, Нис! Я люблю тебя! Ты мне так нужен… Нис! Ты всем очень нужен!

Потрясла изо всех сил, постучала по щекам…

И присела рядом, лишившись всех сил. Обняла широкие закаменевшие плечи, покачала, как ребенка… Как ребенка! Гвенн судорожно вспоминала, что пела Мэренн. Не страшно, что это было для волчицы. Если Нис упал на самое дно памяти, вытащить его сможет лишь призыв матери — матери, которой лишили Ниса, и которой так мало было у неё.

Как скользит в пруду лебёдушка,

Как качается рогозушка,

Как бежит по небу солнышко —

Колыбель тебе качну.

Спи, сыночек, спи, любимый мой,

Набирайся, ладо, силою.

Тени серы тех, что сгинули,

За стеной во мгле шумят.

Собственный голос показался жалобным и тонким. Как бы не заснул ещё сильнее от этаких слов! Нет, там было о море и о возвращении! Нис шевельнул рукой, и Гвенн внезапно вспомнила всё.

…Поклонюсь высоким елям я,

Вереску, луне и клеверу,

Морю, где прибои пенные

В берега круты летят.

Попрошу дорогу новую

Гаичку черноголовую,

Чтоб в долину родниковую

Воротился ты назад!

Неожиданно сил будто добавилось. Словно Гвенн тоже погрела давно забытая материнская ласка и забота.

Царевна смолкла, вглядываясь в лицо мужа. Веки Ниса дрогнули, зрачки расширились, губы зашевелились.

— Гвен-ни… — вырвалось хрипло, но осознанно. — Синяя…

Рука Ниса потянулась к её щеке, но упала бессильно. Гвенн сдернула крышку с бутыли, поднесла к губам мужа.

— Я чуял, ты в беде. Ты не отвечала…

— Я не отвечала?!

По подводному царству раздался знакомый уже Гвенн гул: так звенел весь морской дворец перед церемонией благословения воды из колодца магии. Трубный глас прокатился, осел эхом в закоулках и в ушах звоном, оставляя в душе чувство смутной тревоги. Но некому было дать сигнал! Или есть кому? Или это сам дворец возвещал, что водой почти невозможно дышать?

Нис слабо пошевелился, приоткрыл глаза.

— Давай-ка убираться отсюда, — Гвенн помогла ему подняться. — Во дворце становится слишком опасно.

— Для меня.

— Конечно, для тебя. И для меня. И для Мигеля. Для всех опасно!

— Ух-х-ходи…

— Сейчас и пойдём!

Несколько шагов обратно до магической комнаты дались непросто, зато Гвенн успела придумать план. В комнате, где она нашла Ниса, остались сидеть две поразительно похожие на них магические куклы. Положила между ними светильник Ниса, очень надеясь, что он разобьется о каменный пол. Дернула на себя дверь и захлопнула её, едва не оставшись без пальцев. Вернулась к лежащему Нису, обернулась и замерла. С обеих сторон прохода показались ши-айс.

Шестеро! Не справиться, даже будь она одна. Тем более сейчас, с еле живым Нисом. Слишком их много, слишком злы. И хорошо обучены.

Ши-айс сделали несколько шагов вперёд, настороженно вскинули головы к потолку, заозирались, задышали часто, как перед дракой, а потом вдруг замерли в ожидании чего-то, не убирая рук с рукоятей коротких клинков.

— И жили они счастливо, но недолго, — прошептала царевна, погладив ладонь мужа и ничего хорошего для себя не ожидая.

Сверху потёк рассеянный тёплый луч, будто на океанской глубине наступил рассвет. Гвенн подняла глаза к оконцу под потолком, высокому, маленькому и недоступному. Из таких в сказках всегда приходит первый луч солнца, луч надежды и перемен. Кто бы мог подумать, что бывшая волчья принцесса, обожавшая сумерки, будет рада увидеть рассвет?

Ледяные фоморы переглянулись и разошлись по обе стороны прохода, словно открывая дорогу кому-то, кого сами опасались. Кто там появится, сам тёмный Ллир?

А говорят, волки ночные создания, медленно перекатывались мысли Гвенн, наслаждавшейся последними секундами жизни. Наверное, косматое солнце где-то далеко вверху плескалось по небу, перекатывалось со звоном летнего полуденного зноя, равно освещая сушу и воду…

Она успела рассмотреть зеленовато-жёлтые блики, однако и этот, явно не солнечный, свет быстро погас. Может, наверху тоже бушевала буря?

Ши-айс вытянулись и замерли в напряжённой тишине.

Усугубляя подводную темноту, слабо светились мозаичные рисунки на стенах, где древний одноглазый Балор сражался с одноруким Нуаду. Жаль, что ни тот, ни другой предок не могут помочь своим детям.

— Спасибо, что научил меня любить, — произнесла Гвенн, склоняясь к сидящему у стены мужу, прикрывшему веки. Да и хорошо, что не слышит. Медленным движением достала последнюю шпильку. Оборачиваться опасалась. Как в детстве, хотелось верить: пока ты не увидишь опасность, она не заметит тебя. С ши-айс, конечно, детское правило не работало, но веры это не отменяло.

— Царевна, — раздался знакомый голос.

— Зельдхилл, — прошипела Гвенн, поднимая голову.

Если голос знаком, это не значит, будто она готова его услышать!

Ши-айс опустили мечи, заухмылялись, предвкушая более зрелищную и неопасную для них развязку.

Всё в Гвенн протестовало: умирать на глазах охочих до зрелищ, вымороженных упырей! Чтобы отвлечься, всмотрелась в узкое лицо подошедшего врага. Мысленно сняла с него регалии «выразительного», определив в «ненавистные». Что у Зельдхилла на уме? Сердца подобных ши недоступны чтению, а мысли — только если хорошенько навостриться играть в фидхелл.

Фоморский маг, будто подслушал её, перекрестил руки и сложил ладони на плечах: «Я ваш умом и сердцем».

Верить или не верить?

Маги не могут лгать! Что на земле, что под водой, память сил отзовётся лишениями за неправду.

— Не торопитесь за грань, царевна, — еле шевеля губами, вымолвил Зельдхилл.

— Не подходи! — недоверчиво произнесла царевна в ответ на ещё один шаг мага. — Что, решил убить лично? Превратить в марионетку?

Фоморы заусмехались откровеннее, кто-то выразительно вбросил меч в ножны, отряхнув ладони, выражая общее мнение: с Гвенн всё кончено, осталось оттащить труп за стены столицы и скормить хищникам.