Кэрол Гудмэн - Водяная ведьма

— Это… сложно, — удалось проговорить мне.

— Нет, это не так, — пробормотал Билл, скользя руками под меня и сгребая в объятия. — В действительности, все очень просто. Никто не должен причинять тебе вред. Никто. Никогда.

Это был самый длинный монолог, что он произнес за те пару дней, что я его знаю. Билл пронес меня внутрь и вверх по лестнице в спальню. Я положила голову ему на грудь и его голос отдавался успокаивающим гулом, заставляя спазм в горле ослабевать. Когда он положил меня на кровать, монолог Билла превратился в список довольно красочных вещей, которые он собирался сделать с Дунканом Лэрдом. Я, должно быть, ненадолго потеряла сознание, потому что когда очнулась, Билл аккуратно обтирал мое лицо мочалкой и напевал. Я слышала раньше, как он пел эту песню. Звучало очень знакомо, но слова были не на английском языке.

— Мило, — прошептала я. — Что это?

— Просто старая песня, которую пела мне мама… Эй, ты вся дрожишь. Тебе холодно? — спросил он, натягивая на меня одеяло. — Я должен был снять мокрую одежду…

— Слишком джентльмен, а? — сострила я.

— Не слишком, — сказал он, расстегивая мокрое платье. — Я обещаю не смотреть…

Его голос замер, глаза расширились, когда он уставился на мою грудь.

— Эй! Ты смотришь !

— Я — идиот, — бросил он, снимая мое платье. — По твоему телу распространяется яд.

Я посмотрела вниз и увидела неровные красные линии, знаки, оставленные когтями, распространяющиеся по коже. Красный сделал их похожими на ожоги, но они ощущались как ледяные кинжалы, вспарывающие грудь.

— Так… холодно… — проговорила я между дрожью.

Билл безумно посмотрел на меня и начал растирать мою кожу руками. Он начал с ног, работая руками сначала на лодыжках, потом на бедрах. Потом занялся руками. Везде, где он касался, моя кожа теплела, красные пятна тускнели. Это было так хорошо, что я забыла постыдиться того, что он проводит руками по моему обнаженному телу, — или задаться вопросом, откуда он знал, что делать. Но когда он дошел до груди, то взглянул на меня, и я увидела, что он — не забыл.

— Я должен улучшить твое кровообращение, чтобы разогнать яд… особенно вокруг сердца.

— Все в порядке, — сказала я, взяв его руку и положив на левую грудь. Кровь прилила к его лицу, глаза словно прожгли меня, но потом он склонил голову и внимательно, методично начал поглаживать мои грудь и горло. Под его руками красные следы увядали, тепло разлилось по телу. Когда он достиг моего живота, тепло полилось от пупка к ногам, словно водопад. Я, кажется, ощущала подобное раньше, но сейчас не могла вспомнить, когда. Не существовало ничего, кроме рук Билла, прикасающихся ко мне… ласкающих меня…

Потом прикосновения изменились: его руки задвигались медленнее, задрожали. Он дрожал, поняла я, взглянув на него; его трясло, словно он впитал яд в себя. Его глаза встретились с моими, и я почувствовала, как что-то щелкнуло. Стражи, ослабленные внутри меня, начали исчезать. Встретив мой взгляд, Билл убрал руки.

— Извини. Я не хотел… — начал было он. Я осознала, что Билл всегда извиняется передо мной. И все же он был неизменно добр и нежен ко мне, несмотря на то, что мы встретились лишь два дня назад , напомнил мне тоненький голосок. Но я шикнула на этот голосок. Глядя в глаза Билла, я чувствовала, что знаю его вечность. Его руки на мне ощущались более правильно, чем что-либо, испытываемое мной за… что ж, за всю жизнь. Я хотела их на себе снова. Прямо сейчас.

— Тебе не за что извиняться, — пробормотала я, притянув его голову к себе и найдя его губы. Он застонал, поцеловав меня, что-то между рычанием и мурлыканьем, издав глубокий звук, вибрацию которого я почувствовала в его груди, скользнув руками под его рубашку. Он был напряжен, словно сдерживал себя, боясь причинить мне боль. Я прижала его к себе и приоткрыла его рот языком, желая проникнуть внутрь.

«Есть вещи получше, чем безопасность», — говорила мама.

Он задохнулся и отстранился, глядя мне в глаза с вопросом, а потом, словно на его вопрос был дан ответ, он скользнул одной рукой под мои бедра, проникнув между ног. Я почувствовала его жесткость в натянутых джинсах, прижимающихся к моему животу. Я боролась с пуговицами, пока он стягивал с себя эту чертову фланелевую рубашку. Под ней грудь его была гладкой, а кожа золотистой. Я провела рукой над этими гладкими рельефными мышцами и услышала его вздох, когда моя рука коснулась его эрекции.

— Кай-лекс!

Мое имя прозвучало, словно рык. «Когда он уже научится произносить его правильно?» подумала я, а потом, когда он оказался внутри, я забыла обо всем.

Я проснулась на следующее утро, потянувшись к Биллу, и обнаружила себя в одиночестве. Страшная пустота охватила меня, потом тоска, затем смущение — я переспала с человеком, которого едва знала! — и страх, что все это было сном. Но затем я услышала шум внизу, звон сковородок, говорящий, что Билл не сбежал. Облегчение затопило меня, я надела халат и пошла вниз, но остановилась в дверях спальни. Отсюда я увидела открытую дверь в кабинет Лиама… пустой кабинет Лиама. Вот куда меня привел мой последний пылкий роман — к тоске по человеку, который даже не был человеком.

Я почувствовала острые завитки стражей, сжимающих мое сердце. Значит, они не совсем еще исчезли. Они лишились корней, когда я перерезала их в видении со своей матерью и ослабили свою хватку вчерашней ночью с Биллом, но они все еще были там. Хотя каждый нерв в моем теле жаждал сбежать вниз и снова броситься в объятия Билла, я заставила себя вернуться в спальню, переодеться в джинсы и футболку и причесаться. В зеркале я увидела царапины над глазом. Они заживали удивительно хорошо, без сомнений, из-за быстрой помощи Билла, но они все еще были четко видны. Если Дункан был инкубом, что это говорило о моих романтических предпочтениях?

Я спускалась вниз по лестнице, повторяя себе. «Медленно, всему свое время, не торопись»… так меня увещевала бы подруга Энни, будь она здесь, но когда я спустилась, вошла в кухню и увидела Билла, склонившегося над плитой, его крепкий зад в синих потертых джинсах, я почувствовала слабость в коленях. И когда он достал противень с ароматным кукурузным хлебом из духовки и повернулся, а мазки муки покрывали его волосы и фланелевую рубашку, другие части моего тела тоже обмякли. Я слышала, как голос Энни в голове признал: «Окей, с такой задницей и кулинарными навыками, возможно, тебе и не надо так медлить».

— Привет, — сказала я. — Я проснулась и подумала, что ты ушел.

Он нахмурился.

— Я бы не сделал так. Просто подумал, что тебе захочется позавтракать. Надеюсь, ты не возражаешь…

— Нет, — вскрикнула я слишком громко. Я приблизилась к нему, удивляясь, как мы умудрились сделать все неправильно. Он шагнул ко мне… но в его руках все еще был горячий противень. Он повернулся, чтобы поставить его на стол… и тут раздался звонок в дверь.