Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

Всё же хорошо жить!

За всю дорогу только раз мы остановились – нашли у деревьев плясучий круг. Это когда лесовик с кикиморой соберётся пить, после их тянет плясать, вот и остаётся на земле вытоптанный в траве круг, а вокруг поганки вырастают.

Говорят, не к добру знак. Если духи пить начинают, значит, плохо им отчего-то становится. Значит, местным жителям нужно исправить, наладить то, что мешает духам существовать в привычном им мире, иначе плохо будет всем. Духи – они ведь зла человеку не желают, но если спиваются, плохого от них много случается. Могут и потопить, если близко к воде подошёл, в глушь лесную завести. Даже детей могут из колыбели выкрасть… но это если совсем долго духи без присмотра остались.

– Чего это они? – Ярый первый соскочил с коня и обошёл плясучий круг. – А следов-то сколько! Раз, два… Три кикиморы в одном месте топтались! Они же на дух друг друга не переносят!

– Этого только и не хватало, – сказал Всеволод.

Гордей молчал.

Ярый ходил-ходил, чесал затылок, чесал, остановился и пожал плечами.

– Ладно, пусть ведуны местные разбираются. Может, мор в деревне или в реку чего ядовитого спустили… Местечковые разборки.

– Хорошо бы так.

Мы поехали дальше, но я долго оглядывалась. Вокруг плясучего круга было тихо, даже слишком и от этого становилось не по себе. Я духов побаиваюсь, они хоть разума, как у людей, не имеют, а всё равно живые. И бед могут натворить.

Дело уже шло к обеду, когда наш путь преградила река. Остатки разрушенного моста, как кривые зубы, торчали по обоим берегам, сломанные брёвна и камни опор выглядывали из пены бурной воды.

Волки молча спешились, вид у них был хмурый.

Ярый остался возле нас, посматривая по сторонам, Всеволод подошёл к мосту, а Гордей спустился по берегу вниз.

Мы с Малинкой молчали, словно воды в рот набрали. Всё это настораживало. Кажется, наш путь вёл по мосту и никто не ждал, что моста-то больше нет.

Потом волки так же дружно и молча собрались, сели верхом.

– Ниже брод, там перейдём, – сказал Гордей, не отрывая глаз от дороги, что на противоположном берегу. Я тоже туда смотрела – камыш колышется и больше ничего.

Первым по еле притоптанной тропинке вдоль берега пошёл Всеволод, потом мы с сестрой, последними Гордей и Ярый.

Было тихо. Не то чтобы птицы замолчали и ветер стих, но как будто их стало не слышно. Так бывает, когда уши закладывает – вроде звуки никуда не делись, а к тебе словно через вату доносятся.

Мы шли, шли… и становилось всё больше не по себе. Никто не смеялся и не шептался, и я уже жалела, что мы с сестрой не на одной лошади, было бы не так тревожно.

– Брод!

Всеволод остановился в зарослях густого рогоза и повёл коня в воду. Мы спешились на берегу и следили за ним, за тем, как он без промедления входит в воду по колени, а после по пояс, хотя вода кажется холодной, такая синяя-синяя. Как бурлящий поток пытается сбить его с ног, но не может. За тем, как медленно движется волк, спокойно поглаживая коня по морде.

Потом они выбрались на другую сторону реки. Всеволод отпустил своего коня щипать траву и повернул обратно.

– Садитесь, – Гордей подошёл ко мне и придержал мою лошадь. – Садись верхом. Я тебя проведу. Вы слишком лёгкие, чтобы самим переходить, течением может сбить.

Спорить я не стала, им, верно, лучше знать здешнюю реку.

Но вперёд попросила Малинку отправить, мне казалось, так будет вернее.

Всеволод уже добрался до нас, по грудь мокрый, задумчивый.

– Вода холодная и сильная, но вы не пугайтесь, – сказал он. – Мы вас удержим.

– Хорошо, – тихо ответила сестра, которая уже сидела верхом. Всеволод взял её лошадь и повёл к воде. Та не то чтобы противилась, но шла без охоты. А когда стали в реку заходить, волку пришлось крепко сжать лошадиную морду и успокаивать животное. Малинкины ноги намокли, погрузились в воду, но она сидела смирно, не дёргалась. Мало-помалу они переходили реку.

– Теперь мы.

Я и не знала, что дыхание задержала, пока за сестрой следила. Но можно выдохнуть – всё хорошо.

Гордей тем временем повёл мою лошадь к воде, и река приближалась – сизая, мутная, как щетиной окружённая камышом. Обычно я вовсе не боюсь воды – да и кто её боится? Но эта выглядела живой, словно суровая кровь земли, которой мы мешали, перегораживали её норовистый ход. Ноги быстро промокли до самых бёдер, вода захлёстывала меня, стало холодно, зубы застучали.

Я вцепилась в гриву так, что пальцы побелели.

– Не бойся, Жгучка. – Сказал Годрей, покосившись на меня и тут же отведя глаза. – Зато это самый ближний путь до Осин. Ты же хотела в Осины?

На миг показалось, он говорит с обидой.

Хотеть – хотела, но провожатых с собой не звала!

Я так зло сверлила спину Гордея, что не сразу поняла, отчего ногу со стороны течения прижимает к лошадиному боку чем-то тяжёлым. Почему в бедро раз за разом бьётся какой-то куль. А когда посмотрела – и чуть не соскользнула в воду. И визжала знатно, только недолго. Потом горло просто сомкнулось, как капкан, ни вздоха, ни звука.

Гордей быстро вернулся и хлестнул лошадь по крупу, пропуская вперёд. Та видимо испугалась воплей и выскочила на берег, словно ошпаренная. А Гордей позади схватил и вытащил из воды тело.

Я сползла вниз, но не стала просить помощи, только смотрела на находку и не могла отвернуться.

Гордей выволок и осторожно положил утопленника в траву, выпрямил ноги и руки, отвёл в сторону волосы, сбившиеся на щеках, провёл рукой по лицу, закрывая глаза.

Там, в реке, злая вода вынесла на нас мертвеца.

Чтобы не пугать сестру, не пуская ближе, я сама подошла к ней, обняла за плечи.

Ярый уже выходил из воды, выводя коней. Волки собрались у тела, о чём-то тихо переговариваясь. И если я думала, что утром они были хмурыми и серьёзными, то сейчас я их и вовсе не узнавала! Они были так напряжены, так полны какой-то решимости и силы, что невольно пробирало до костей. Даже в дрожь бросило.

Чуть позже Всеволод развёл огонь, чтобы мы с Малинкой обсохли. Сами волки мокрую одежду будто не замечали. Они достали из поклажи лопатки и рыли могилу.

Обедать никто не захотел. Но надо было поесть, так что перекусили хлебом с колбасой и пирожками, собрали вещи, залили огонь.

Потом Гордей встал.

– Пойдёмте.

Мы все направились к могиле, где похоронили мертвеца. Волки выбрали место у деревьев, откуда открывался красивый вид на обрыв. Свежая земля чернела в траве небольшим холмиком, в изголовье пирамидкой были сложены несколько камней.

Гордей встал с одного бока могилы, мы с другого.

И снова тишина окружила, пустая и печальная.

– Ему было не больше пятнадцати лет.

Вот так, без вступления. Я невольно выпрямилась, опуская голову. Младше Малинки!