Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

Еды нам принесли два подноса. И мясо! Не знаю, что за чудеса, но мяса целая миска, да всё огромные куски и хрусткие хрящики. Второй поднос несла Людмила, которая вошла и сразу стала бегать глазами. Увидела меня и вздохнула.

Скучала? Конечно, я спрыгнула с кровати – и к ней ластиться. Она рассмеялась, толкнула меня коленом.

– Отойди, дурная, опрокину сейчас! Будешь вся в соусе.

Сказала и замерла, уставилась на моего зверя. Ну что ты, не тронет он. Нашла кого бояться! Ручаюсь как за себя. Вот смотри, какой он ласковый – стоит голову в руку сунуть, как тут же гладит.

– Чего встала? Ставь поднос.

Людмила поставила поднос на стол, посмотрела на меня неуверенно. Первый слуга тоже поставив поднос и сразу же сбежал.

– Ты искала свою подопечную? Жгучка у меня в комнате останется. В твои обязанности больше не входит забота о ней.

– Да, я просто волновалась, как она там. – Людмила улыбнулась мне. – Её зовут Жгучка?

– Да. И я сказал, не бойся меня. За то, что ты её не бросила, кормила чем могла, а я знаю, что тут творилось перед нашим приходом, поди и своё отдавала? – я тебе должен. И за неё не бойся. Не обижу же я свою невесту.

– Невесту?

Ох, ну, сколько можно болтать, когда мясом пахнет? Пусть их, сама возьму.

Только раньше Людмила миску мне на пол ставила, а сейчас на стол вогрузила. Неудобно. Не в кресле же мне сидеть? Так грызть неудобно!

– Погоди.

Людмила взяла миску и поставила на пол.

– Вот!

Другое дело.

Чего они смотрят на меня, будто я их собственную ногу жую?

– Можно мне идти?

– Иди.

Мой зверь глаз от меня не отводит, подходит, садится в кресло за стол.

– Приятного аппетита.

Кажется, нужно ответить? Я быстро урчу, не отрываясь от пищи, мясо что надо, внутри почти сырое и без соли. Раньше я, кажется, солёное любила, а сейчас фу, язык от него жжёт больше, чем от перца.

Ну, сегодня мне столько еды принесли, что я даже не доела. Затолкала миску с остатками мяса под стол, пусть стоит, позже доем.

А теперь можно и поспать. Как хорошо! Живот полный, тепло, и мой зверь рядом. Правда, он опять на ногах, занят – к нему приходят какие-то люди, о чём-то рассказывают, о чём-то просят. Чаще это хищники, которые при виде меня улыбаются и кланяются, реже – плачущие люди, которые заходят, все дрожа, а уходят ещё более испуганными.

Один раз даже тётка какая-то забежала и рухнула моему зверю в ноги.

– Пощади! Молодая совсем девка, куда ей в скит монашеский! В чём её вина? Хочешь, мою жизнь возьми, а княжну пощади, не отсылай к схимникам. Пожалей!

А, вспомнила, видела её. Нянька княжны Ан… забыла, как зовут, круглая такая и пышная, словно булочка. Булочки я тоже люблю, не так как мясо, но сойдёт.

Чего тётка причитает, интересно? Мой зверь слушал, слушал, а после говорит:

– Обещаю, через несколько лет она сможет выбрать другой путь. Но сейчас или скит или плаха. Чего хочешь для своей воспитанницы?

Нянька замолчала, хлюпала носом и ушла, а в коридоре проклинала моего зверя какими-то злыми словами. Неужели скудным своим умишкой человеческим не разумеет, что звери слышат даже сквозь стены?

Я даже зарычала, чего она слова злые говорит? Но мой зверь рассмеялся, подошёл и задул свечу.

– Пусть ругается, хоть так душу отведёт. С нас все эти слова, что вода. Будем спать.

Он раздевался – люди умеют снимать свои шкуры, потому что у них только голая кожа. Жаль, был бы у моего зверя пушистый густой мех… я бы вылизывала его, чтобы блестел.

И устроен мой зверь неудобно – ноги слишком длинные. Обхватывает руками, вздыхает.

– Не о такой я ночи мечтал. Ну и пусть. Может, сегодня мне хотя бы не будет сниться, как ты умираешь. Как я бегу… но не успеваю, и в последний момент тебя убивают, твои глаза застывают, а из твоих губ течёт тёмная кровь, пачкает зелёную траву. И ты умираешь на моих руках. Я никому не рассказывал, к чему? Но я видел сотни раз твою смерть и не мог спать спокойно. Час, два… и до утра только и мыслей, как не сорваться, не бросить всё и не сбежать за тобой.

Я лизнула его в нос. Мой зверь расстроен, его нужно успокоить, я сумею.

– Я так люблю тебя, Жгучка.

И я. Видишь, лижу тебя в нос и урчу, словно дворовая кошка? Это из-за тебя, из-за твоей близости.

Он вздыхает, смыкает руки крепче.

И мы спим.

***

Утром Гордей первым делом лично выгулял рысь. Сел на лавку, наблюдая, с каким счастливым видом большая кошка играет и бегает. Пёстрая пятнистая спинка мелькала то тут, то там, ушки забавно шевелились и она снова принесла ему добычу – птицу. Пытается его накормить, значит, чувствует близость, только понять не может.

Она уходила всё глубже, даже Людмилу не сразу узнала, когда они столкнулись утром в коридоре, потому что память у животного короткая – дня за три забывает не только имена, но и места. Запахи разве что помнит, но не с чем они связаны. Конечно, она ощущала их связь, чувствовала зов и вздумай он сбежать, догнала бы, но это была связь зверя. Человека Гордей не чувствовал.

Тем странней было ему понимать, что он счастлив. Пусть даже так, но она рядом. А звери… можно и в зверином облике жить. Может, даже счастливей в зверином – бегать бог о бок по залитой луной траве и кататься в цветущих одуванчиках. Есть мягких кроликов и грызть горькие, но полезные корешки. Спать в норе, свернувшись тёплым клубком, когда снаружи шумит метель.

А рядом – она.

После прогулки Гордей отправился к своим воинам. Кроме охраны покоев им в последнее время нечем было заняться. От княжеской дружины и следа не осталось, кто жизнь сохранил, тот давно прочь сбежал. И теперь парни разве что на стену не лезли, видно было, жаждут отправиться домой. Там семьи, туда тянет сердце.

– Мы надолго тут, Князь? – Спросил один из них.

– А что? Пора обратно?

– Пора! Пора, Князь, – наперебой заговорили они. – Пока доберёмся, морозы стукнут, а в морозы лучше дома, с женами.

– Сегодня решим, когда будем выходить. Главное, дождаться советников с охраной. Они останутся в столице до тех пор, пока местные наместника не признают. Но это уже не наше дело, наше, считай, закончилось. Вскоре большую часть отпущу, домой поедете, мне и отряда хватит.

Гордей понимал желание своих волков как можно быстрей покинуть ненавистную людскую столицу и утешиться дома, на своей земле, где даже воздух пьянит. Понимал желание горевать по погибшим родным там, где жил с ними, там, где остался их прах.

Он и сам был счастлив сейчас только благодаря Жгучке, с которой, честно признаться, остальное было неважно.

Оставалось два дела – первое, конечно, Жгучку в человеческий облик вернуть и второе – поставить на место Великого князя наместника. Только вот кого? Гордей не шибко разбирался в человеческих характерах, никого из местных не знал. Послушать местных бояр? Ну, те наплетут, да так, что потом не разгребёшь. Наугад поставить? Тоже не дело.