Алиса Дорн - Никаких демонов

Нет ничего. Только звездное небо над головой и бесконечное серое поле. И музыка, сводящая с ума, забирающая всего тебя без остатка, кладущая мир к твоим ногам. Дарящая свободу. От тянущих на дно воспоминаний, от страхов, от раздирающих душу чувств. От всего.

«Я не танцую», – с удивлением слышу я в голове собственный голос.

Я танцую. Забыв обо всем, о важном и сиюминутном, о дорогом и отравляющем душу. Неужели хоть кто-то не танцует? Когда музыка – единственное, что дарит тебе жизнь, единственное, отчего тебе становится хорошо, как человеку, что всю жизнь задыхался – и вдруг вдохнул полной грудью. Как приговоренному, который узнал, что смерти не существует.

Больше никаких бед. Никаких страданий. Нужно только раствориться в барабанном ритме. Я смеюсь и протягиваю руки к небу. Тонко звенят стеклянные колосья на ветру, и я глажу их, оставляя бордовые следы на пшенице. Вторит зеркальный колокольчик. Я нежно касаюсь его, но лепесток все равно остается у меня в руке впивающимся в ладонь осколком.

С удивлением глядя на красные капли, я подношу пальцы к лицу – и падаю…

Больно. Первая мысль, возникшая, когда туман в голове отступил.

А еще очень-очень стыдно. И за пляски под луной, и за глупость. Наверное, каждый хоть раз слышал о музыке фейри, увлекающей человеческих путников под холм. Но никто не ожидает, что она коснется своей магией лично его. Могла бы понять. С моими-то «слабыми нарушениями восприятия ментальной магии».

Рухнув посреди стеклянного поля, я боялась пошевелиться. Словно в ответ зеркальная ромашка насмешливо забренчала, сгибаясь под ветром. Ладони все были в крови; ноги иссечены местной травой – куда там осоке с асфоделевых лугов! На миг я пожалела, что не в Аду: там порезы можно было залечить. Здесь я страшилась посмотреть на свои ступни. Но храбро подняла превратившиеся в живописные лохмотья джинсы. Один из оставленных местной травой следов перечеркивал лавандовую веточку пополам, однако обезболивающее заклинание все равно подействовало. Спасибо тебе, Фабио. Избавившись от ноющей боли, мозг вернул себе способность мыслить. Следующий шаг – телефон. Который ни на что не отзывался. Разрядился и превратился в бесполезный кусок пластика. Что наводило на мысли, сколько я здесь пробыла… Ладно, это я еще успею обдумать. Оставалось заклинание переноса, зашитое в татуировку на спине. В кои-то веки я готова была согласиться, что в них есть смысл, и была благодарна Лукасу за то, что он вынудил меня ее сделать.

Нет. Я отдернула руку от шеи.

Я ее не использую.

Что нам дано? Проход в подпространство, открывшийся из ресторана, куда кто-то заставил приехать победителя игры.

«Либо мы ищем труп», – вспомнила я слова Мартина.

Музыка, бывшая бо́льшим, чем набором нот. Вот что меня насторожило. Никогда не была фанатом танцев. Чтобы вытащить меня танцевать, потребовался бы как минимум Диз. Но если в клубе я хотела к ней присоединиться… Подавление воли – стопроцентно. Критического мышления – вполне вероятно, иначе я удивилась бы возникшей прямо под моей ладонью дверной ручке в ресторане. Музыка не заставила бы сделать то, на что ты никогда не решился бы, но могла избавить в нужный момент от сомнений.

«Даже если он все осознал и захотел выйти из игры, у него не было выбора».

Если я воспользуюсь телепортом, я смогу сюда вернуться? Вряд ли. Проход в ресторане не должен был быть постоянным – слишком велик риск, что кто-то заметит. Нам повезло, что меня зацепили его отголоски. А без него не узнать, где на Границе находится этот холм. Что случилось с Тимом и другими победителями. Кто и зачем раз за разом повторяет Игру.

С трудом я поднялась на ноги. Попробовала переступить и охнула, чуть не повалившись обратно. А вот и пределы заклинания. «Ты будешь ступать как по острым ножам, и твои ноги будут кровоточить» [59].

«Вытерпишь все это?» – спрашивала ведьма русалочку.

Придется. И куда только делись мои кроссовки?

Морщась, попадая на осколки трав, я медленно шла по полю. Я была не на Земле: за последний год я хорошо выучила карту неба, но эти звезды были мне незнакомы. И не в Аду: я не чувствовала того мертвого жара. Выходит, Граница. Карман между миров. И, как у каждого подпространства, у него должен существовать предел.

Спустя какое-то время поле закончилось и вывело меня к старой мощеной дороге, белой лентой тянувшейся между холмов. По такой сюда попала я, ступив на мостовую у ресторана. Могла бы вспомнить, что в реальности там лежит совсем иная плитка… Перестав себя корить, я столкнулась с более насущной проблемой. Вверх или вниз? Не угадать. Я решила довериться удаче. Что ж, Элли. Вперед по дороге из желтых кирпичей – пусть в твоем случае их и заменяют древние камни.

Я была готова сдаться и лечь прямо посреди пути, когда поняла, что дорогу резко сменил деревянный интерьер. Свернутое подпространство. Я встречала такое в башне Абигора и в библиотеке. Интересно: насколько по сравнению с ними этот холм был разумен? Оставляя красные разводы за собой, я из последних сил дотянула до кресла и позволила себе упасть в него. И только после этого осмотрелась. Дубовые панели и зеркала – совсем как в ресторане, только здесь они выглядели, будто сошли с картин Дали. Немыслимо искривленные, нарастающие друг на друга и переплетающиеся, отчего дом походил на внутренности огромного дерева. Из витражных окон на пол падали разноцветные блики – а ведь снаружи царила ночь. В камине мирно потрескивал огонь. А на шкуре неизвестного мне животного сидел ребенок, круглыми от страха глазами рассматривавший меня. Мы обе замерли. Девочка опомнилась раньше меня и спрятала за спину старенькую «Нинтендо».

– Мама не разрешает мне играть в человечьи игры, – сообщило дитя, пока я в ошеломлении разглядывала растущие у нее из макушки оленьи рожки.

– Я ей не скажу.

Оставалось только надеяться, что ее мать отошла. Вряд ли она обрадуется истекающей кровью чужачке у себя дома. Удовлетворившись обещанием, ребенок отложил в сторону консоль и поднялся на колени. Длинная бархатная юбка задралась, открывая украшенные копытами ступни.

– Ты работаешь на поверхности?

Видимо, если предположить, что внутренности холмов располагались под землей, «на поверхности» должно было означать мир людей.

– Типа того.

Положив голову набок, девочка внимательно посмотрела на меня.

– Нет, – вывел звонкий ангельский голосок. – Я тебя раньше не видела.

Только бы это никто не услышал.

– А я вижу всех, кто ходит на поверхность. Моя мама работает на вратах. Но ты отсюда… Зачем ты врешь? – обиженно надулось дитятко.

– Ладно, – согласилась я, наклоняясь к ней. – Я не работаю на поверхности. Я здесь по очень важному делу. Но нельзя, чтобы кто-то об этом узнал. Это секрет, понимаешь?