Unknown - Я в любовь нашу верю...(СИ)

Затем заправила кровать и слегка прибралась в комнате, проигнорировав бардак в шкафу с одеждой — монотонная работа наводила на Минако тоску и зевоту, а разбор завалов в недрах гардероба как раз входил в их число.

Наскоро перекусив мюслями с йогуртом — завтраком чемпионов — Айно вышла на прогулку. Слабость все еще ощущалась в теле, но неспешная прогулка в ближайшем к дому парке наполнила красавицу новыми силами. Порой она жалела, что нечасто выбиралась на природу с подругами и Мамору, и сейчас, сидя на лавочке в тенистой аллее, Минако твердо решила устроить пикник в честь завершения летней сессии в университете.

Айно была студенткой факультета физического воспитания и спорта — сказывалась любовь к школьным урокам физкультуры. Она получала знания в области реабилитации и восстановления. Минако любила и спорт, и людей вокруг себя, а особенно красивых, стройных парней, которым нужна была помощь. Будучи кокеткой, она наслаждалась вниманием противоположного пола, и не одна надежда спортивного Олимпа утонула в бездонной синеве глаз юной студентки. Так было до тех пор, пока Айно не встретила Мамору, и в этом ей помогло другое ее хобби — пение. И если с учебой у Минако то и дело возникали проблемы, то на творческом горизонте все было безоблачно.

Девушка не только была голосом университета (этим, кстати, гордился родной факультет Айно) — весь Токио слышал ее звонкое пение. Однажды один из поклонников Минако отправил на радио запись с ее песней C’est La Vie. Там выступление девушки оценили, и песня попала в эфир. Айно потом долго не могла прийти в себя от такого сюрприза, зато потом к ней стали один за другим поступать предложения о платных выступлениях на всевозможных концертах и в ночных клубах, и Минако стала в некотором роде знаменитостью. Девушка вкладывала в это занятие всю душу, забывая под вдохновением о всяких житейских мелочах — скажем, о мытье посуды или горе стирки в бельевой корзине.

Рей была ее «личным композитором» — как порой, смеясь, замечала Айно. А Минако для Хино — «лабораторной крысой». Иными словами, в их слаженном тандеме роли расположились таким образом: будущий великий композитор в лице жгучей брюнетки тренировался писать музыку на стихи подруги, а сама Айно выступала с уже готовыми композициями, не забывая благодарить со сцены польщенную Рей.

Поглощенная мыслями, девушка вздрогнула от неожиданности, когда ее ног коснулось что-то мягкое, теплое и пушистое.

— Мррррр, мяу… Мрррррр…

— М-м-м? — Минако опустила взгляд и увидела милого белого котика, что самозабвенно терся о ее ноги, держа хвост трубой. — Ой, какая прелесть! — восхитилась блондинка и протянула руку, чтобы погладить животное. Кот тут же с готовностью подставил лобик, на котором красовался золотой полумесяц.

— О, а это еще что? — такого Минако еще не видела. Поколебавшись с мгновение, она похлопала по коленям: — Иди сюда, кис-кис!

Артемис (а это был он), тут же прыгнул на колени к девушке и стал тереться, выпрашивая новую порцию ласки.

— Ну-ка, дай я на тебя посмотрю… — Айно чуть приподняла кота, придерживая его за передние лапы. — Какой милый котик! Чей ты? И что это за полумесяц у тебя?

— Мрррр! — последовал ответ.

— Ах, ну ясное дело, ты мне не скажешь, — улыбнулась Минако и потрепала Артемиса за ухом. Тот от удовольствия выгнулся дугой и стал ластиться с большим усердием.

Девушка обвела взглядом парк, пытаясь найти потенциальных хозяев кота, но безуспешно. Все либо спешили куда-то, либо не производили впечатление любителя животных. К тому же, любой нормальный хозяин обратил бы внимание на то, что его любимец сидит на коленях у постороннего человека. А бродячим он ну никак не мог быть — уж слишком белоснежной была его шерстка, да и болячек или паразитов, как Айно еще раз убедилась, у него не было.

— Так чей же ты? — еще раз спросила Минако, поглаживая кота. К ее удивлению, головная боль стала проходить, словно животное излечивало ее одним своим присутствием. Девушка слышала что-то о кототерапии, а теперь и убедилась на собственном опыте, что этот метод нетрадиционной медицины все же действует.

— Так, мне нужно идти, — сообщила Айно, продолжая гладить котика. Но тот и не собирался покидать ее колени — более того, свернулся удобным клубочком и закрыл глаза. — Эй, это уже наглость. Вставай давай! Брысь!

Но Артемис и усом не повел — только замурлыкал громче: мол, глянь, какой я красивый и ласковый, чего же ты меня гонишь?

— Ладно, сам напросился.

Минако переложила кота на скамейку и поднялась с места, отряхивая юбку от кошачьей шерсти, а затем, не оглядываясь, двинулась той дорогой, которой и пришла, к себе домой.

Она принадлежала к той категории людей, которые хотели бы обнять весь мир, и любовь к животным была одной из составляющих этой добродетели. Айно было жаль щенков и котят, что жалобно взирали на нее из клеток зоомагазина или из-под лавочек в парке. Ей хотелось забрать их всех домой, накормить, выходить — иными словами, создать себе верного друга. А новости о сбитых машинами животных расстраивали ее сильнее, чем гибель людей. Такова уж была ее натура. Но обвинять Минако в черствости по отношению к людям было все-таки неправильно — она всегда была добра и справедлива по отношению к окружающим, частенько пускала скупую слезу, услышав трогательную историю из жизни тех, кому повезло меньше, чем ей, и нередко отстегивала деньги на благотворительные нужды в разнообразные фонды. В общем, вела активную социальную жизнь, не особо при этом выделяясь и не хвастаясь своими поступками.

Вот и сейчас ей хотелось взять этого кота с собой, но предубеждения, вбитые в голову страдающей аллергией матерью, оказались все же сильнее, и Айно, вжав голову в плечи, побежала домой, снедаемая муками совести.

Уже на ступеньках перед домом она снова услышала то самое игривое мурлыканье, что так тронуло ее в парке. Оглянувшись, Минако с удивлением обнаружила, что кот стоит перед ней, и как ни в чем не бывало, смотрит прямо ей в глаза.

— Ах ты, разбойник! — делано возмутилась Айно, когда кот снова принялся тереться о ее ноги.

— Муррр, муррр…

«Пускай так, только возьми меня, пожалуйста, на ручки» — по-своему перевела девушка кошачьи нежности.

— Ладно, иди сюда…

Минако подхватила кота и, почесывая его за ушком, понесла в дом. Все-таки ее сердце дрогнуло, не устояло перед кошачьим обаянием. А Артемису только этого и надо было.

Вечер опустился на Токио мягко и медленно, сначала захватив город в ласковый плен сумерек, а затем заковав его в кроваво-алые кандалы заката. Небо на западе горело огнем, словно там, за горизонтом, разбушевался грандиозный пожар. Сердце сладостно замирало при одном только взгляде на буйство красок, душа трепетала и просила романтики.