Дж Андрижески - Чёрное в белом

Энджел рассмеялась над моими словами. Глен тоже улыбнулся.

Ник — нет.

От меня также не ускользнули вопросительные взгляды всех троих, хотя Энджел лучше замаскировала это, чем двое мужчин.

Я не клала сахар в кофе.

Об этом было известно, по крайней мере, Энджел и Нику. Я понятия не имела, знал ли Глен мои кофейные пристрастия.

В любом случае, когда я второй раз указала на дверь, они все поднялись на ноги и пошлёпали к выходу, направляясь вместе со мной в сторону лифтов.

Я невольно гадала, почувствовал ли Квентин Р. Блэк наш уход.

***

В конце концов, я мало что им сказала.

Я знала, что это особенно раздосадовало Ника, возможно, ещё больше потому, что я заставила их сменить обычное место только для того, чтобы ничегошеньки им не сообщить. Это раздосадовало его настолько, что он предложил пойти со мной в морг, скорее всего, чтобы попробовать вытянуть из меня побольше деталей, пока я осматривала тело.

Я знала, что просьба о морге все ещё приводила его в недоумение.

Обычно я смотрела на тело только, если они ещё не поймали преступника. То есть если я пыталась дать им профиль, основанный на месте преступления, не имея реального человеческого создания для оценки. Когда у них в заточении находился настоящий подозреваемый, я часто всего лишь просматривала бумаги. В наши дни они были достаточно дотошны с документацией, а я не была судмедэкспертом, так что читать заключения криминалистов для меня было полезнее.

Большую часть времени личный осмотр тела не помогал мне делать свою работу.

Ник все равно несколько раз водил меня к коронеру в подобных случаях, когда он думал, что это поможет мне лучше понять подозреваемого или жертву. Но обычно это вызывало лишь огромное количество стонов с моей стороны, и не думаю, что когда-либо ранее просила об этом сама.

Частично это было из-за войны, я знала.

Возможно, ещё большая часть этого сводилась к тому, что я все ещё невольно ассоциировала морг с Зои, даже после стольких лет. Первый раз, когда я очутилась внутри этих холодных, пахнущих химикатами комнат — это когда меня вызвали опознавать мою шестнадцатилетнюю сестру.

К тому времени наши родители были уже мертвы, так что я оставалась единственной, кто мог это сделать.

Мне было восемнадцать. Как раз достаточно взрослая, чтобы подойти.

Вскоре после этого, возможно, всего через несколько месяцев, я вступила в армию. Армия оплатила мою степень бакалавра. Стипендии и займы покрыли остальное. И прежде чем я получила своё образование, пока я была на Ближнем Востоке, я встретила Ника.

После этого моя жизнь вроде как плыла по течению.

Не сожалеть. Не оглядываться назад.

Но даже так, я никогда по-настоящему не восстановилась после смерти Зои. Почему-то это ударило по мне сильнее, чем смерть родителей, я даже не могла сказать, почему. По правде говоря, я думаю, что окоченела на первые несколько лет после того, как увидела её лежащей на столе в морге, сильно похожем на этот.

Я невольно вспомнила тот опыт сейчас, стоя над другим столом из нержавеющей стали с очередной молодой девушкой, которая лежала на нем, мёртвая и голая.

В этот легче было поддерживать профессиональную маску, только потому, что я чувствовала наблюдающий за мной взгляд Ника каждую секунду, что мы провели в этой комнате без окон.

Ник знал, что я ненавидела это. Он шутил над тем, как забавно, что меня никогда не шокировала война, но стоит положить тело в стерильную комнату и накрыть простыней, и я начинала вести себя так, будто боялась, что этот проклятый труп восстанет из мёртвых и попытается меня убить.

Он был прав. Я ненавидела эти холодные, кажущиеся мёртвыми комнаты.

Я и в военное время никогда не любила кровь, хотя Ник был прав — я могла преодолеть это, чтобы сделать работу. Это просто не для меня — разглядывать любое проявление жестокости в жизни. Как по мне, было что-то крайне неуважительное в том, чтобы присматриваться к этому по любой причине, за исключением абсолютной необходимости сделать свою работу. Но теперь я стояла над телом незнакомой молодой женщины, пока коронер объяснял мне и Нику, как она была убита.

— Значит, эти порезы были сделаны исключительно в косметических целях, — сказала я, снова перебивая его. — …Вы уверены, что они не связаны ни с её убийством, ни с чем-либо, что могло возникнуть в ходе борьбы?

Коронер кивнул, поднимая на меня взгляд.

Его взгляд заострился на моем лице.

Я производила такой эффект на некоторых старших людей.

Думаю, моя внешность беспокоила некоторых из них. Или, возможно, мой пол… или мой возраст, хотя мне было тридцать. Или, возможно, это все нехватка научных букв после моего имени. Или то, какой прямолинейной я могла быть.

Как бы там ни было, они не ожидали от меня беспристрастных профессиональных разговоров или произнесения предложений без нервного знака вопроса в конце. Ещё они, кажется, никогда не ожидали, что у меня есть мозг, и начинали относиться с сильным подозрением, как только понимали, что он у меня имеется.

— Я не знаю насчёт «косметических», — сказал он грубовато. Он хмыкнул с эмоцией, которую я не потрудилась определить. — Но, — согласился он крайне неохотно, — Вы правы в том, что улики не дают никаких непосредственных причин некоторых не смертельных повреждений, и по крайней мере, какие-то из них, видимо, несут в себе какой-то смысл. Более того, некоторые из них являются посмертными… так что вероятность, что он нанёс их скорее по психологическим причинам, представляется разумной теорией, даже в отрезе от найденного нами символа.

Я заметила, что он усиленно выделил слово «теория».

Это я тоже проигнорировала, кивая.

Я погрузилась в размышления, глядя на порезы на рёбрах и животе мёртвой девушки. Я поймала себя на том, что по большей части смотрю на символ, который только что упомянул коронер. Три спирали, зеркально повторяющие точно такой же символ, который показал мне Ник буквально неделю назад на телах всех жертв, найденных в кафедральном соборе. Размером примерно с мою ладонь, этот символ был вырезан на одном и том же месте у всех жертв — прямо в центре их груди, почти как какая-то чакра или древний символ сердца.

— Это произошло, пока она ещё была жива… верно? — сказала я.

— Действительно, — сказал коронер. — Как и с остальными жертвами. Поскольку дизайн идеально симметричен и одинакового размера в каждом случае, мы думаем, что для нанесения метки он использовал самодельное устройство. Возможно, сделанное из чего-то вроде лезвий бритвы… или скальпеля. Примерно такой тип лезвия. Все слишком аккуратно, чтобы наноситься ножом.

Я кивнула, все ещё глядя на безупречные порезы.

Голос Ника выдернул меня из транса, заставив резко поднять на него взгляд.