Антонина Клименкова - Ёлка Для Вампиров [СИ]

И страшно.

Ноги заныли при мысли о ста пятидесяти километрах.

И так стало себя жалко! Ну просто до слез. Бедная она, несчастная! Ну за что на ее голову вдруг свалились все эти приключения? Разве она заслужила всё это? Какие злые боги забросили ее сюда — в глухую глушь, на безлюдную дорогу среди мрачного, безжизненного, замерзшего леса? Сколько она еще сможет пройти? В тишине и темноте. Пока не сядет в сугроб и не разрыдается от усталости и отчаянья. Пока не окоченеет как ледышка, как дурная на голову снегурочка. И только весной ее найдут дачники, сдадут в милицию… или в полицию, всё равно. Ее тогда и опознать невозможно будет: птички выклюют ей глаза, зайцы обгрызут пальцы, оставив без отпечатков, медведь сломает и унесет в берлогу челюсть с зубами, чтобы даже по стоматологической карте не смогли сверить личность. Бедная она, несчастная…

Сзади послышалось шуршание шин, на запорошенный асфальт легли два вытянутых пятна света. Соня увидела свою длинную тень. Украдкой смахнула слезы, вытерла заиндевевшие ресницы.

Машина быстро приближалась, причем задним ходом. И, похоже, в темноте девушку на дороге было плохо видно. Соня вовремя поборола неуместную гордость — и обернулась. Машина неслась прямо на нее! Соня едва успела отпрыгнуть в сторону, прямо в сугроб.

— Я же сказал, что не стану вытаскивать тебя из сугроба, — напомнил Юлий. Дотянувшись через пассажирское сидение, распахнул перед ней дверцу. — Теплая постель и горячий ужин всего в десяти километрах.

Соня отлепилась от сугроба. Не глядя на парня, забралась в машину.

Оставшиеся километры она собиралась хранить угрюмое молчание.

Однако дуться и одновременно с тем беспокойно елозить на сидении, оказалось делом совершенно невозможным. А всё из-за того, что, спасаясь в сугробе от наезда, Соня зачерпнула за воротник изрядную порцию снега, перемешанного с сухими сосновыми иглами. И этот снег принялся подлым образом таять. Струйки холодной воды стекали вниз по спине, а вместе с ними всё глубже уплывали и иголки. Соня буквально извивалась в кресле, безуспешно пытаясь достать из-за ворота мокрые колючки. Физические ее мучения были невыносимы, но моральные получались несравненно болезненнее, ведь за ней молча и с интересом наблюдал этот самоуверенный тип.

— Да что у тебя там? — не удержался Юлий.

Одной рукой держась за руль, второй он, без малейших колебаний, рывком развернул девушку к себе спиной. И залез за воротник пальто чуть не по локоть. Соня взвизгнула — от щекотки, от колючек, от обжегшего всё девичье тело смущения… И тут же закричала, но уже от страха. Занятый ее особой, Юлий кое-как крутил баранку. Минивен, почуяв свободу, принялся чертить по дороге зигзагообразную синусоиду.

Как нарочно, впереди показался зад следовавшего в ту же сторону автобуса. Зад тускло отсвечивал габаритными огнями, и если бы водитель минивена не был бы столь занят своей пассажиркой, то сразу бы заметил, что, несмотря на невысокую скорость движения, автобус выделывает по трассе зигзаги еще более крутые, нежели их фургончик.

Минивен быстро нагнал автобус. Соня видела, что амплитуды их зигзагов совпали в роковой точке пересечения. Осознавая опасность, она издала полный ужаса вопль.

Юлий уверенно избежал столкновения — в самый последний миг… И с недоумением покосился на обмершую пассажирку.

Вытащив с похолодевшего в смертельном ужасе загривка изрядную горсть мокрого лесного мусора, Юлий вручил колючий комок девушке.

Соня посмотрела на то, что лежало у нее в ладонях. Посмотрела, шмыгнула носом. Вздохнула. И разревелась, с тихим жалобным поскуливанием, глотая слезы.

— Ты чего? — удивился Юлий. — Поранилась чем-то?

— Ничего, — всхлипывала Соня, утираясь кулаком. — Не обращай внимания… просто у меня… выдались трудные дни…

— А-а, — понимающе кивнул он, без малейшей тени смущения. — Красные дни календаря?

— А? — подавилась стыдом Соня. Налилась, как созревший помидор. — Нет! Ни черта подобно! У меня подругу убили! У меня на глазах! Я всё видела! Но ничего не смогла сделать…

— Убили? — переспросил Юлий. Ясное дело, не поверил.

— Ну, может и не убили, — всхлипнув, призналась Соня. — Пока не убили. Но похитили же! Пропала Люська! С концами! Без следа! Даже в моргах нету… А теперь они, наверно, за мной охотятся.

— Ну, тогда тебе повезло, — заявил Юлий. — Повезло, что меня встретила. Пускай «они» тебя в городе ищут сколько влезет. А ты пока у нас отдохнешь, на природе. Воздухом подышишь, нервы успокоишь.

— Дался тебе этот воздух, — сквозь зубы прошипела Соня.

— Что? — не расслышал он.

— Ничего.

Как же бесил Соню этот его тон! Успокаивающий, снисходительный, как будто с истеричной школьницей разговаривает! Но придется стиснуть зубы и терпеть, ведь сейчас она полностью в его власти, беспомощная и напуганная, пусть и до чертиков злая.

К счастью, они вскоре прибыли. Ничего толком разглядеть не удалось: ночь да заснеженные деревья. Просто съехали с основной трассы на боковое ответвление, миновали мрачную аллею темного парка. И остановились перед двухэтажным деревянным зданием: высокое крылечко ровно посередине, над ним треугольником крыша и чердачный балкончик, а справа и слева — крылья бревенчатого корпуса, под двускатной кровлей, засыпанной снегом. Не иначе постройка начала прошлого века. И в свете пары фонарей выглядит так, будто с тех самых времен не ремонтировалась. «Купеческая усадьба,» — решила Соня.

Заслышав шум подъехавшего авто, на крыльцо вышла, зябко кутаясь в шаль с кистями, не менее дряхлая, чем дом, сухонькая бабка маленького росточка.

— Юлечка? — опознала пенсионерка вернувшегося помощника. — Что-то задержало тебя в дороге?

— Извини, тетя Дуся! — ответил тот и сразу занялся багажом, распахнул дверцы в боку минивена. Пришлось Соне самой выбираться из машины, он лишь кивнул в ее сторону: — Вот эта леди нуждалась в помощи. И я, как истинный рыцарь и джентльмен, не мог оставить ее валяться на дороге. Пришлось подобрать.

Охая и жалостливо всплескивая костлявыми лапками, тетя Дуся проводила Соню в дом.

Пока Юлий разгружал машину, перетаскивая многочисленные ящики и коробки, бабуся по его просьбе взялась продиагностировать потерпевшую. Прямо в холле, возле длинной угловой конторки регистратора, задрала торшеру плафон, направив свет в лицо невольно зажмурившейся гостье. Мягко положив сухие ладони на щеки девушки, бабка заставила ее пригнуться до своего уровня. Покрутила голову влево-вправо, оттянула нижние веки, заглянула в глаза. Попросила показать язык, внимательно изучила оный сквозь толстые линзы очков. Соня ужаснулась проницательным глазам бабки, чудовищно увеличенным стеклами.