Ольга Савченя - Шах и мат. Игра вслепую

– Когда-нибудь ты поймешь меня, Дени. Я бы тоже был рад вновь вернуть чувства к Юнне и забыть все к Ори.

– Почему? – удивилась она, а я нахмурилась, отступая на шаг назад. Я боялась услышать ответ, боялась слышать дальше этот разговор.

– Я же сказал уже. Я с ней с ума схожу. Это не всегда приятно.

Я шла неспешно и тихо, опасаясь, что меня могут услышать. Спустилась на первый этаж и сообщила Берте, что не смогла найти их. Прошло не больше пяти минут, когда Риас спустился вниз и сообщил, что мы уезжаем. Его сестра не вышла провожать нас, вновь показывая, что она недовольна выбором своего брата.

В экипаже я старалась думать о Дезант, отгоняя мысли о Солвере. Риас тоже находился в задумчивости и небольшой растерянности. Когда экипаж не свернул на главной улице к выезду из Хардона, я пришла в себя и поинтересовалась куда мы.

– Увидишь, милая, – улыбнулся Риас, обнял меня и поцеловал.

В этом районе улицы выглядели на порядок проще, чем в северной части. Я узнала поворот к заброшенному маяку, но мы проехали дальше. Риас вез меня к нашему будущему дому. По идее, я должна ощущать восторг, но внутри все еще плескалась горечь и усталость.

– Пойдем, Ори, – протягивал мне руку Риас, когда мы стояли перед высокими кованными воротами, – В нем давно никто не живет, поэтому придется приложить немного усилий, чтобы привести в порядок.

– Кто тут жил? – полюбопытствовала у жениха, когда проходила мимо качели.

– Семья уехала из Хардона, а этот дом долго не выставляли на продажу.

Серая брусчатка заметена желтыми листьями, заросшая трава, кустарники, низкие ветви деревьев. Дом из серого камня не обладал теми изысками, которые мне довелось наблюдать у Солверов.

– Мне нравится, – призналась я Риасу, вызывая у него счастливую улыбку.

– Внутри просторно. Есть масса комнат, которые можно обустроить под что угодно. Тут отличный подвал.

– Намекаешь, что я смогу тренироваться в стрельбе? – с улыбкой спросила у блондина.

– Любое твое пожелание, Ори, – произнес он, открывая входные двери из темного дерева, – Я все для тебя сделаю, – пропускает он меня внутрь.

За порогом не было коридоров и тесных помещений. Просторный холл, залитый дневным светом. На задний двор выходили огромные окна в два этажа. Блестящий пол покрытый пылью, четыре колоны, по разным сторонам имелись неприметные двери и лестницы из такого же, как многое в доме, темного дерева.

– Мебель еще от прошлых хозяев, – потянул меня вглубь дома Риас, пока я пыталась понять, что скрывается под белой тканью.

Риас сдернул ткань, обнажая гладкую поверхность обеденного стола. Витиеватая позолота по краям портила все впечатление.

– Мебель нужно будет заменить, – приняла я однозначное решение, не желая обустраивать помпезные хоромы.

– Как пожелаешь, милая, – прошептал мне на ушко Риас.

Его губы коснулись моей шеи, язык оставил влажную дорожку, я закрыла глаза, расслабляясь и отпуская все заботы. Очень скоро он усадил меня на стол, распахнул пальто, продолжая сводящие с ума поцелуи. Его прохладные пальцы, скользнули по моей ноге, поднимая платье выше. Но все мое удовольствие схлынуло на нет, когда я представила, что он мог где-то во дворце, вот также, сводить с ума другую девушку. Целовать ее, ласкать и выполнять ее пожелания и прихоти, лишь бы угодить.

– Хватит, Риас, не здесь, – остановила я его.

– Черт, Ори, – прошептал недовольно Солвер.

– Я хочу вернуться в академию.

– Почему с тобой так сложно, милая?! – опрокинул он мне голову на плечо.

Я зарылась пальцами в шелковые волосы Риаса, вспоминая Фертиша и желая придушить его. Закрыла глаза, опять возвращаясь к разговору, когда Райан признался, что он старался сблизить нас и пробудить чувства, которые возможно и не возникли бы.

– Может мы не так уж и подходим друг другу, Риас? – еле слышно спросила я у блондина.

– Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь?! – отстранился от меня Солвер, болезненно скривившись, и отвернулся, – Возвращаемся в академию.

Он не обернулся больше, вынуждая меня просто следовать за ним. До академии мы тоже добирались молча, а уже идя по аллее, Риас заговорил:

– Знаешь, когда у нас было свидание, ты тоже все испортила. Почему ты всегда все делаешь неправильно? – негромко поинтересовался он у меня, пока я вспоминала наше первое свидание.

– Ты просил поцеловать меня, хотя я тогда не являлась твоей девушкой, а встречалась с Кобеаном, – оправдалась я, все равно чувствуя вину.

– Брось, Ори, – скривился Риас, – Ты уже тогда была моей, просто признавать этого не хотела.

– Знаешь, Риас, я тогда страдала! – призналась я ему, – Я винила себя, потому что обидела тебя! Хотя я сдержалась от маленькой измены перед своим парнем! А сейчас ты снова обвиняешь меня, – не смогла я справиться с накатившим раздражением.

– Мы же тогда договорились, что на время свидания, ты забудешь, что встречаешься с Дарголийским, – уверенно произнес Солвер, – А ты не сдержала это обещание передо мной, – высказал он и ускорил шаг.

Я остановилась, удерживая себя от глупости. Мне хотелось выплеснуть всю злость на парня. Я ведь страдаю из-за него постоянно. Тогда, когда меня обнимал Кобеан, а я смотрела в спину этого непонятного для меня парня. Я страдаю сейчас, когда снова смотрю, как он спешно уходит, не оглядываясь и не проверяя иду ли я за ним. Наши отношения сплошные кочки. Возвышенности наполняют счастьем, но падать, оказывается, всегда больнее.

В комнате мы не обмолвились с ним ни словом. Он переоделся и утроился в кресле, полностью углубившись в свои бумаги. Мне хотелось решить наши недомолвки, но на глаза попались вещи, которые оставил Кастомир. Сейчас не время для любви и подобных разбирательств. Есть дела серьезнее. Я тоже переоделась в халат и с удобством устроилась на кровати, обложившись конспектами, учебниками, вещами Каста, в которых он мог оставить подсказки или что-то ценное. Парень любит играть и ему не понравится, если противник не попытается хотя бы защищаться.

В личном деле не нашлось ничего интересного. Кастомир Дезант получил прекрасное воспитание в своей семье, обучался лучшими учителями по всем направлениями, а не только в магии. За ним никогда не наблюдалось никаких нарушений законов. А вот в письмах, которые он писал для Лирании, я натыкалась на насмехательство для меня.

«Мне так нравится, когда ты волнуешься, Лирания.»

«Твое сострадающее сердце требует отдельных строк. Я восхищаюсь твоим великодушием и сделаю все, чтобы проявить его и показать в полной мере для всех, любовь моя.»

Такие строки не вызвали бы ни у кого подозрение, кто не знаком близко с Лирой. Девушка всегда стремилась держаться дальше от простолюдинов, нервно передергивая плечами, если такие находились рядом или обращались к ней. Она признавалась мне, что они напоминают ей о мрачном детстве. Лира не испытывала сострадания, а наоборот приходила в ярость от всего, что вызывало подобные воспоминания. А все ее волнения и страхи проявлялись в вспышках гнева и мстительной натуре.