Карен Монинг - Песнь лихорадки

— Мега, я знаю, ты определенно хочешь грибы на твоей п-п-… АХ.

Он выронил пиццу, и она шлепнулась на пол, разлетевшись в стороны. Корка теста ушла в полет, соус разбрызгался по доскам пола и шкафчикам. Не то чтобы он заметил.

— Охренеть нахрен! — яростно произнес он и просто стоял там с приоткрытым ртом, ничего не говоря. Мгновение спустя он закрыл рот так резко, что зубы клацнули друг о друга.

Он стоял там, стараясь удержать взгляд на моем лице, как будто пялиться на мое тело было бы невежливо, и я поддразнила:

— Танцор, грандиозная ты зануда, я сняла всю одежду, чтобы ты смотрел на меня.

Получив разрешение, его взгляд камнем рухнул вниз. Он посмотрел вниз, вверх, вниз и снова вверх. Я задрожала от того, что его взгляд блуждал по мне, заставляя меня одновременно гореть и мерзнуть.

Он смотрел и смотрел, и как раз тогда, когда я гадала, что мне придется сделать для того, чтобы подтолкнуть развитие событий, он потянулся рукой за спину, стянул футболку, расстегнул ремень, скинул джинсы, отшвырнул их в сторону прямо в соус от пиццы, и тоже остался голым.

— Не мог позволить тебе быть голой в одиночку, — пробормотал он.

— Нет, — согласилась я, — это было бы неправильно.

— А я хочу, чтобы все было правильно. Я хочу, чтобы у нас все было идеально. Ради тебя. Ты этого заслуживаешь, — он направился ко мне — наконец-то! — все еще осматривая меня сверху донизу, медленно и напряженно, изумляясь и радостно трепеща.

Вопреки своему хвастовству, что когда я займусь сексом, это будет эпично, я чувствовала дрожь и нервозность, и вовсе не была собрана. Бабочки порхали в моем животе до самого горла. Я проверила свою способность перейти в режим стоп-кадра. Она пропала, и я облегченно вздохнула. Я не хотела ему навредить.

— Я уверена, это будет неидеально, раз мы оба этим никогда не занимались.

Но он был идеален. Мне доводилось видеть обнаженных мужчин, и хоть сердце Танцора подводило, ничем другим он не был обделен. Он был молод, горяч и сексуален, и глаза его ярко сияли, округлившись от изумления.

— Шутишь? — он потянулся к моей руке. — С нашими-то IQ и сердцами, если мы не сможем правильно заняться любовью, значит, с нами что-то всерьез не так.

Я позволила ему вести себя, легко шагая за ним, наслаждаясь видом его спины и задницы. Его кожа была темнее моей, но опять-таки, так было почти с каждым, и мне не терпелось всюду его потрогать. От движений мускулы сокращались, и я задрожала, представляя, как он простирается надо мной голый, проникает внутрь, а мои ноги обхватывают его. Его имя ему подходило. Он двигался как танцор, мощный, собранный, сильный.

Остановившись у кровати, он повернулся, долгое мгновение смотрел на меня, а затем с шумным выдохом сказал:

— Иисусе, Дэни, ты так прекрасна. Так, так…

— Эпична? — услужливо подсказала я.

Он рассмеялся.

— Во всех возможных смыслах. Я мечтал об этом. Молился, чтобы я прожил достаточно долго, и ты прожила достаточно долго, чтобы ты выросла и увидела во мне мужчину. Ты самая бесстрашная, замечательная, невероятная женщина, которую я когда-либо встречал. Что я сделал, чтобы заслужить тебя? Ты уверена, что хочешь, чтобы я стал твоим первым? — сказал он, будто не в силах в это поверить. — Мега, я всего лишь обычный парень, а ты… ну, ты — это все.

Его прекрасные глаза были такими честными и искренними, что это растопило меня. Я взяла его руку и притянула ее к своему телу, прижала его ладонь к своему животу и скользнула ей вверх, к груди, задрожав, когда он потер мой сосок большим пальцем.

— Ты не просто кто-то, и не мог быть, ты сделал все, чтобы заслужить меня. Ты слушаешь меня, позволяешь мне дышать, говорить, учишь меня разным вещам. Ты потрясающий. И ты добрый, и хороший, и постоянный. И ты тоже эпичный. Да, я абсолютно определенно на сто процентов уверена, что хочу, чтобы ты был моим первым. Нет никого другого, Танцор. Это ты.

Вот так запросто я изгнала призрака Риодана, стоявшего между нами.

Он резко втянул воздух, а затем его руки принялись двигаться по моей коже, скользя, чтобы нежно обхватить мои груди, затем жадно сжать, и впервые с нашей первой встречи он посмотрел на меня и не сделал ничего, чтобы скрыть желание и похоть, которые он ко мне ощущал, и я задохнулась. Это было ошеломительно. Он так сильно меня хотел! Мне нравилось видеть это в его глазах! Я ощущала все, что делали его руки, столь же явно, как собственные эмоции, как будто клетки его тела вплавлялись в клетки моего тела, касаясь меня и прокладывая путь туда, где была моя душа.

Все было не как в фильмах, где все проходит безупречно, размытый мягкий свет и идеально подходящая музыка.

Это иллюзия. Реальность — это двое людей, которые искренне заботятся друг о друге, узнают друг друга на самом интимном уровне, и это полно звуков, неловких движений и случайных натянутых смешков. Нам потребовалось какое-то время, чтобы миновать часть с неловкостью и дрожью, но когда мы это сделали, то обнаружили, что наши тела двигались вместе столь же легко, жадно и страстно, как и наши умы.

Когда я дни напролет мечтала о потере девственности, я всегда думала, что в первый раз занимаясь с сексом, я устрою шоу, буду роковой женщиной, головокружительной, дикой, и определенно буду сверху. Я встряхну весь его мир и не подумаю о своем. Я произведу впечатление, потому что я всегда так делаю. Я произвожу впечатление, потому что не уверена, что в противном случае люди меня полюбят.

Ничто из этого не имело значения с Танцором.

Он уже был впечатлен мною, и я могла просто быть собой, и все было медленно, легко и прекрасно. И временами это было неловко, так чертовски интимно и уязвимо, он простер надо мной свое длинное стройное тело и нежно, с исключительной заботой, раскачивался надо мной, обхватывая руками мою голову и все время глядя мне в глаза.

И когда мы нашли свой ритм, и он принялся двигаться во мне, я начала плакать и не могла остановиться.

Никакой сырости.

Лишь безмолвные слезы, скатывающиеся по моим щекам.

Я посмотрела на него, он посмотрел на меня, и он тоже начал плакать, и не сказав ни слова, мы оба понимали, почему плачем.

Неважно, сколько бы времени мы не провели друг с другом, этого будет слишком мало, потому что он мог умереть или я могла умереть, или же мы могли прожить целый век, и этого все равно было недостаточно. Он был просто хорошим, и с ним я тоже была такой, и когда мы были вместе, жизнь утрачивала все ее острые опасные грани.

Я плакала, потому что никогда в жизни не ощущала столько эмоций. Я плакала о своей маме, которая никогда не чувствовала себя в безопасности и, возможно, никогда не познала такого момента. Она знала другие, унизительные, оставляющие тебя опустошенной. Я плакала обо всем, что потеряла. Я плакала из-за его сердца и из-за мира. Я касалась слез, блестевших на его длинных темных ресницах, ловила капельки и сцеловывала их, затем целовала его с соленым привкусом наших слез на наших языках.