Карен Монинг - Песнь лихорадки

Люблю тебя, сестра , беззвучно сказала я Алине одними губами. Она произнесла в точности нужные слова. Не слишком много, не слишком мало. Не слишком грубо, не слишком мягко.

Долгое время Дэни ничего не говорила, просто сидя молча. Затем сказала:

— Ты говоришь серьезно. Ты не ненавидишь меня.

— Нет. И не ненавидела тогда. Я чувствовала грусть. За нас обоих. За то, что мы оказались в обстоятельствах, которые не могли контролировать. Было очевидно, что тобой управляют, и ты сопротивляешься этому изо всех сил. Уходи с нами из мира, Дэни, сегодня. Начни новую жизнь. Мак придет через пару дней. Мы будем сестрами, — она просияла. — Втроем.

Ох, проклятье, это вогнало нож мне в сердце. Дэни пойдет за Шазамом. Алина пойдет с мамой и папой. Я умру. Мы втроем никогда не будем горошинками в Мега-стручке. Это время прошло.

Но какое-то время мы могли притворяться.

— Что скажете, если мы пойдем прогуляться по нашему городу? — поспешно предложила я. — В последний раз насладимся видами? Втроем.

Дэни повернулась и перевела взгляд с меня на Алину, снова на меня и снова на Алину. Затем сказала:

— Я бы с удовольствием.

***

Тем днем я получила еще один кусочек рая. Мы ходили по пустынному городу, говорили и вспоминали. Между Дэни и Алиной поначалу присутствовала натянутость, но мы с сестрой так похожи, что у Дэни не было ни единого шанса.

Мы обошли Темную Зону, постояли снаружи здания на Ла Ру, 1247 и обменялись историями о нем. Мы забрались на водонапорную башню Дэни и смотрели на город, пока она рассказывала нам о ночи, когда Риодан впервые «предложил работу». Затем она посвятила меня во все, что я упустила из-за Ледяного Короля. Мы заглянули в старую квартиру Алины, а Дэни показала нам пару своих любимых укрытий, и наконец мы оказались у Честера, стоя в двенадцати метрах от огромной взбаламученной черной дыры, опускавшейся в выкопанную под ней почву. Все сфера, за исключением крошечного, размером с грецкий орех пятнышка абсолютной темноты в центре, превратилась в завихряющуюся эргосферу. Мы держались друг за друга, наши куртки резко хлопали на ветру, вызываемом дырой.

— Ты это слышишь, Мак? — мрачно спросила Алина.

Музыка была ужасающей, и я более чем слышала ее. Я ощущала ее костьми.

Тогда я поняла.

Что бы ни происходило с этой планетой, это повлияет не только на наш мир. Это катастрофически повлияет на всю нашу галактику.

Но это не ограничится галактикой. Это распространится за ее пределы.

Эта Песнь Разрушения в итоге медленно, но неизбежно разрушит все.

Это потребует времени. Но это случится.

И это моя вина.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и посмотрела на Алину.

— Что? — потребовала она.

Я покачала головой.

— Просто не ожидала, что она окажется такой большой. Эта песня причиняет мне боль. А тебе?

Она кивнула.

— Я забыла прихватить пару вещей для вечеринки, — солгала я. — Увидимся позже?

Они кивнули, я крепко обняла их обеих, прошептав им на ухо «Я люблю вас», прежде чем мы отправились в разные стороны.

***

В ходе моих многочисленных встреч с Круусом я периодически пыталась описать его в своем дневнике, как В'Лэйна или в истинной сущности. Я использовала слова вроде: пугающе красивый, богоподобный, обладающий нечеловеческой сексуальностью, смертельно эротичный. Я называла его смертоносным, я называла его неотразимым. Я проклинала его. Я жаждала его, даже извивалась под ним. Я называла его глаза окнами в сияющий Рай, я называла их вратами в Ад. Я делала записи, полные бумагомарания и впоследствии казавшиеся мне бессмысленными — они состояли из колонок с антонимами: ангельский, дьявольский; создатель, разрушитель; огонь, лед;, секс, смерть.

Я составила список цветов, всех мерцающих оттенков черного, вороного, синего и ледяного, известных человеку. Я записала масла и специи, запахи из детства, запахи из снов. Я позволяла себе пространные записи, подобные словарю, пытаясь поймать ту сенсорную перегрузку, которую вызывал Круус.

Я провалила все попытки по-настоящему описать его.

Потому что я описывала его тело. А не его сущность.

Если я была добром, а он злом… или возможно, я была Светом, а он был Тьмой… сделала ли я достаточно, чтобы примирить эти две стороны?

Нет, я списала его со счетов, как безнадежный случай.

Нас испытывают? спросила я у ПМГ.

Всегда, был его ответ.

Я стояла в пустом музее, потому что он был местом одной из моих встреч с В'Лэйном, и потому что КиСБ священен, и я не стану призывать Крууса туда.

Если вообще смогу его призвать.

Но я, черт подери, собиралась попытаться. Несмотря на то, чего это могло стоить.

Я присела на небольшой пьедестал, артефакт с которого украли давным-давно, возможно, вскоре после падения стен. Держа дневник, я сделала еще несколько заметок, потому что записывание вещей помогало мне думать.

Круус был гордым, тщеславным, безжалостным, коварным, непревзойденным лжецом, могущественным, жаждущим власти, хитроумным и целеустремленным. Он манипулировал и подстроил те сами события, которые спровоцировали создание Синсар Дабх королем, разрушение стен между нашими мирами и привели прямиком к теперешней катастрофе. Он пытался контролировать. Он использовал меня при каждой удобной возможности. Он изнасиловал меня.

Но как и сказал Эобил, он был терпеливым, мудрым. Казалось, иногда он действительно испытывал искренние эмоции. Будучи В'Лэйном, он сказал мне, что Круус был ренегатом, неуправляемым воином. Он таился и притворялся кем-то другим дольше, чем я могла себе представить, терпеливо преследуя свои цели. И он постоянно настаивал, несмотря на отсутствие ощутимой выгоды для себя, на том, что он заботился обо мне. Хотел меня.

Я видела правду в выражении его лица, когда стояла возле черной дыры у Честера, и Бэрронс с Круусом смотрели на меня с одинаковым голодом и желанием.

Что тогда сказал Круус?

Ты одна говоришь с лучшей частью меня.

Вот моя миссия — воззвать к лучшему в нем. Любыми способами.

Никаких границ. Никаких отказов. Даже если это разрушит меня изнутри и снаружи. А это возможно. Потому что если Круус отдаст мне песню, абсолютно возможно, что ее использование убьет Бэрронса, но оставит меня жить. И это определенно убьет мою сестру.

Если я добровольно займусь с ним любовью, он отдаст мне песню? Станет ли месть Бэрронсу достаточным развлечением, чтобы прельститься? И если он согласится, сдержит ли свое слово?

Я закрыла глаза. Если он захочет, смогу ли я пройти через это?

Да. Дело не во мне. Я расходный материал. Вселенная — нет. Я заплачу любую цену, чтобы ее спасти.

— Круус, — тихо сказала я. Затем более уверенно: — Круус, ты мне нужен. Пожалуйста, приди. По крайней мере, послушай меня, умоляю. Я умоляю, слышишь? Когда-то тебе это нравилось. Теперь я вижу тебя. Я вижу весь вред, который тебе причинили. Я вижу решения, которые ты принимал, и все решения, которых тебе не дали принять. Я была с тобой несправедлива. Я не позволяла себе открыться перед тобой. Я прошу прощения.