Ирина Овсянникова - Исцели мою душу (СИ)

А расстройства, несмотря на общность симптомов, тоже проявляются по-разному. Мы с Троем, например, полная противоположность друг другу. Я прекрасно помню Джеральда, но в то же время, осознаю, что все было нереально. Трой тоже помнит, что сделал с женой, и при этом до сих пор уверен в реальности произошедшего. Даже наличие живой и здоровой жены его не разубеждает. У него словно усугубленная версия моего расстройства.

Теперь возьмем оставшуюся троицу: у них как раз расстройство проявляется схожим образом. Они уверены в реальности иллюзии, живут в ней, испытывают сильные эмоции, но после целительских обрядов приходят в себя. Проблема в том, что эффект совсем не долгий — каких-то пара дней. На Троя же обряды вообще не действуют, а я… Для меня Шерман даже придумать его еще не может, а все из-за моей странной ауры.

И все же между нами должно быть что-то общее. Какая-то деталь, которая еще не всплывала… Если найти ее, то Шерман наверняка сможет все исправить. Если бы остальные подольше пребывали в здравом уме, если бы можно было поговорить, расспросить. Возможно, мне они бы рассказали больше, чем целителям…

Мои размышления прервала смотрительница, которая сообщила, что меня пришли навестить. Признаться, я совсем не обрадовалась этому. Вряд ли ко мне может прийти кто-то, кого я буду рада видеть. Честно говоря, таких людей-то на свете не осталось, похоже… Наверняка Мартина пришла позлорадствовать! Однако я очень удивилась, когда в комнату вошла тетушка Кресси собственной персоной — сестра моего покойного отца. С ней у меня никогда не было теплых отношений, да и ни у кого не было. Мама рассказывала, что Кресси очень рано вышла замуж, но муж бросил ее поле нескольких месяцев совместной жизни. После этого женщина обозлилась на весь мир, да и на людей тоже. Замуж больше не вышла, жила одна, да и вообще предпочитала компанию кошек, количество которых в ее доме уже не поддавалось исчислению.

— Здравствуй, Корделия, — произнесла Кресси, осматривая обстановку комнаты презрительным взглядом.

— Здравствуйте, тетушка…

В ее присутствии мне всегда было неловко. Высокая, худая, облаченная в черное мешковатое платье и широкополую шляпу с разноцветными перьями… В этом заведении она смотрелась весьма органично, на мой взгляд. Я едва сдержала смешок, подумав об этом.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — вежливо предложила я.

Кресси даже не пошевелилась. Казалось, она думает, что тут от всего можно заразиться безумием.

— Значит, Дом скорби? Никогда бы не подумала… Впрочем, в твоей матери тоже было что-то такое… не от мира сего…

Я с трудом сдержалась, чтобы не расписать в подробностях, что есть в самой тетушке.

— Я вчера разговаривала с Мартиной, — продолжила Кресси, подойдя ко мне ближе. — Корделия, как ты посмела подписать часть своего наследства этой взбалмошной дурочке?

— Что? — удивленно переспросила я.

— Ты, видно, и впрямь умом повредилась!

— Я ничего не подписывала… Она не могла все сделать так быстро!

— Ты в Доме скорби, забыла?

— Но я не больна… не больна!

— Мартина показала мне бумаги с твоей подписью! — со злостью сказала Кресси, хватая меня за руку. — Как ты могла их подписать? И после этого говоришь, что не больна?

— Я… я не знаю… — растерянно прошептала я.

— Ненормальная! Мартина вместе с муженьком-лодырем разбазарят все, что нажил мой брат! И в этом виновата только ты!

Кресси бросила на меня последний гневный взгляд и гордо удалилась, шурша кошмарным платьем. А я так и осталась стоять посреди комнаты в полном оцепенении. Я подписала какие-то бумаги? Не может быть… Если все так, то у меня совсем ничего не осталось… Мне даже и пойти будет некуда, если выпустят отсюда. Мартина нипочем не пустит меня домой! Расплакавшись, побежала в сад, долго сидела на скамейке под яблоней, все рыдала и рыдала. Я ведь не справлюсь с этим одна… Мне нужна помощь… срочно нужна помощь!

Так уж случилось, что положиться я могла лишь на одного человека, хотя мне было очень неловко взваливать на него свои проблемы… Заставила себя успокоиться и пошла к Шерману в соседний корпус. Столкнулась с ним в коридоре, и слезы хлынули с новой силой.

— Корделия, ты что плачешь? — растерянно спросил мужчина, а я даже слова из себя выдавить не смогла.

Шерман шагнул ко мне, обнял и принялся гладить по волосам.

— Ну, полно, успокойся, давай поговорим, — просил он. — Идем ко мне, и ты все расскажешь.

В кабинете Шерман выдал мне чистый платок, чтобы утереть слезы, и стакан с чудодейственным напитком Лауры — набор первой целительской помощи. Мужчина сел рядом со мной, терпеливо дожидаясь, когда я приду в себя. Он смотрел встревожено и участливо, время от времени гладил меня по волосам, будто причесывая. Я кое-как рассказала ему о визите тетушки и о том, какую неприятную новость узнала. Шерман слушал и все больше хмурился.

— Твоя сестра все подстроила, — уверенно сказал он. — Возможно, ты и впрямь сама подписала, кто знает, какие у тебя еще были приступы… А, может, нашла недобросовестного поверенного.

— Что мне теперь делать? Кто теперь меня станет слушать, если я пациентка Дома скорби?

— Послушай, Корделия, тебе нужно успокоиться, — сказал Шерман, приобнимая меня за плечи. — Даже хорошо, что твоя сестра оказалась такой подлой. Теперь я смогу кое-что выяснить законными методами.

Шерман говорил так спокойно и уверенно, что я тоже поверила в то, что для меня еще возможен благополучный исход.

— Что вы собираетесь делать?

— Наведаться в гости к Мартине. Я как главный доринг этого заведения обязан защищать всех своих пациентов, потому у меня есть право инициировать проверку действий твоей сестры. Возьму с собой знакомого констебля для значительности и хорошенько все разузнаю, заодно дом осмотрю — вдруг найду что-нибудь магическое.

— А так можно? — с сомнением спросила я.

— Можно, — уверенно ответил Шерман. — Мартине можно предъявить, что она воспользовалась беспомощным состоянием своей сестры, чтобы завладеть имуществом. Поверь, я придумаю, чем ее напугать.

— Спасибо вам… за все спасибо!

Доринг улыбнулся и погладил меня по щеке. Было что-то в его глазах… что-то такое, отчего мои мысли потекли совсем в другую сторону.

— Не плачь больше, договорились? — мягко сказал он.

Я, правда, больше не плакала. Я верила, что Шерман может мне помочь. В новой безрадостной жизни этот мужчина представлялся мне островком надежности и покоя. Вот только уснуть никак не удавалось. Думала о том, что сказала тетушка, думала о своих соседях, снова пыталась отыскать ту самую деталь… Отчаявшись заснуть, принялась бродить по корпусу, благо светильники в коридорах не гасили даже ночью. Подошла к окну и отдернула штору, чтобы полюбоваться луной. Она как раз была полной и хорошо освещала окрестности… Однако внимание мое привлекло совсем другое. В саду я увидела Шермана с какой-то женщиной. Я не смогла разглядеть ее хорошо, увидела лишь силуэт пышного платья и небольшой шляпки. Она что-то говорила Шерману, гладя ладонью его грудь. Мужчина обнимал ее одной рукой за талию… Я рывком задернула шторы и отвернулась. И чего я вдруг расстроилась? Было совершенно ясно, что такой мужчина не может быть один. А эти его жесты и разговоры — всего лишь забота о пациентке. Все нормально… По-другому и не должно быть… А все-таки грустно.