Сумеречный Эльф - Я твой ужас и страх

Девушка лежала среди улицы с разбитой головой, изо рта и носа ее стекала кровь, а взгляд остановился в смертельной безучастности. Ее сбила колесница, бешеная квадрига вороных коней, которые перевернулись тут же, возница свернул себе шею, лошади мучительно ржали, пытаясь выбраться из пут. И сколько еще таких случайных жертв случилось в тот день? Ужас смерти нахлынул на людей, затопил их рассудок, да при такой катастрофе нереально всем спастись.

Она лежала посреди улицы, мертвая и невосприимчивая к грядущему хаосу. Ее засыпали хлопья пепла.

— Нет… — простонал человек, закричав, давясь пеплом, который облеплял его со всех сторон: — Нет!!!

Его тоже засыпал пепел, приставал к коже, оседал на волосах и одежде, когда он застыл в неподвижности. Он уже не пытался никуда бежать. И Валерия, наверное, не к месту вспомнила строчки Иосифа Бродского: «Когда-нибудь и нас засыпет пепел», дальше она не помнила, только невыразимая скорбь наполняла ее.

В тот миг свои проблемы показались бесконечно далекими и малозначительными. Их еще можно было решить, потому что печать смерти не отметила ее дом, не отобрала родных. Здесь же на ее глазах гиб целый город, в существовании которого она не усомнилась ни на миг.

Выдумки из снов не содержат столько боли, не находится в них места столь мельчайшим деталям. Они лишь искажают воспоминания о реальных страданиях и горестях. Не просто так Валерии часто снились умершие родственники, хотя она не желала этих встреч на границе сознания. А в тот миг она столкнулась с самой собой, умершей… И чьим-то невыразимым всепоглощающим горем. Чьим? Неужели… его?

Он опускался на колени, гладил ее волосы, лицо, точно пытаясь разбудить от легкой предрассветной дремы. Но она лишь отрешенно смотрела и смотрела наверх, в этот хаос, что накрывал черной тучей несчастный город обреченных. Любовь неподвластна смерти, но подвластна отчаянию. Тогда не остается ничего, кроме страха.

— Будь проклят этот мир! — внезапно возопил он, сжимая яростно кулаки, обращаясь к небу. — Будь прокляты сны! Будь проклята надежда!

Вокруг него взметнулась плотная воронка пепла, которая превратилась в черный песок. Но через миг на него обрушилась тяжелая плита, и все поглотила тьма.

Валерия ощутила почти физическую боль, точно ее скинули с высокой вышки в бассейн. Удар о незримую воду едва не выбил дух.

Просто кошмар? Или воспоминание о его смерти? Валерии едва ли было суждено узнать ответ в хороводе теней.

— Когда-то всех засыпет пепел… — прошептала она или только подумала, но даже мысли бисеринками искр обретали здесь очертания. Она дошла до ответа, она нашла первопричину. И цепь событий замкнулась четкой неизбежностью, потому что у мироздания нет случайных путей и пересечений. Все происходит ровно в свое время.

Король Кошмаров поспешно разорвал поцелуй, перекидывая их на предыдущий уровень сна. Валерия отметила, что это самый странный и изматывающий поцелуй на ее памяти, чувства предельно обострились на пике агонии, пусть тому минуло почти две тысячи лет. Но чем-то до щемящей тоски знакомым отозвался его поцелуй, его губы с привкусом пепла…

— Что ты… Как?! — опешил Король Кошмаров, и она отчетливо чувствовала, что его бьет озноб, а на лбу выступает испарина, словно он второй раз умер.

— Чьи кошмары мы видели? Только мои ли? — спрашивала она, все еще непроизвольно гладя его жесткие волосы, словно давая им обоим понять, что тот случай в гибнущем городе — это не их смерть, что они еще оба живы. Оба ли?

— Не надейся меня победить! — отпрянул Король Кошмаров, напуская на себя грозный вид. И вновь за его спиной черным и алым вихрем взметнулись две злые тени: его проклятье надежде, и его отрицание добрых снов. Но если он проклял саму надежду, то что же осталось в нем этим согревающим золотым свечением? Почему он постоянно твердил о ней?

— Опять слова о надежде? — сдвинула брови Валерия, ощущая, что оковы сна больше не властны над ней, словно разрубили цепь.

Она проснулась, точно лунатик, стоя напротив Короля Кошмаров. И наяву все еще чувствовала вкус пепла на своих губах. Они оказались снова в ее сумрачной комнате, где не обреталось ни извержений вулкана, ни квадриги вороных коней. Но сознание смерти вплавлялось смертью сознания, где-то за гранью понимания, точно в прошлом воплощении. Она принимала чужую боль как свою, делила его горе как свое. Иные же голоса подсказывали ей, что делать дальше: она приблизилась к Королю Кошмаров и единым слитным движением пантеры все-таки вырвала из плена черного песка золотых бабочек надежды.

— Вот она… Твоя надежда. Какая красивая, оказывается, — прошептала она, сжимая их в ладони, окружая кольцом своего сизого песка. Почему же сизого? Точно пепел извержения, точно вековая боль.

— Нет!

Он зажимал рану, пустоту, которая зияла в груди, из нее не текла кровь, там сквозила именно пустота, точно не хватало детали в механизме. Точно из тела вырвали душу…

Он согнулся, припадая измученно на одно колено, рукой хватаясь за пол, другую — протягивая к Валерии, которая глядела с болью, но продолжала, словно длилась их игра:

— Ты даже боль еще ощущаешь?

Хотя какая игра, после того, что вместе пережили в кошмарном сне на самом дальнем рубеже воспоминаний? Уже не игра, зато она нырнула без боязни на дно колодца, не ведая наверняка, сумеет ли вернуться, да что сулит ей каждый миг. Но она шла ради него, потом уже ради него, чтобы он вспомнил, кем был, чем поплатился за проклятье перед смертью, как стал повелителем кошмарных снов. Как по чьему-то напутствию, Валерия давно уже подозревала, что Король Кошмаров не сам соткался из дурных помыслов людей, уж очень много чувств осталось в нем от человека.

— Кх-кхх… Что в твоей руке? — хрипел он. Валерия не подавала виду, но сама боялась, что этим поступком убивает его. Показалось, он побледнел, и вновь делался полупрозрачным.

— Золотые бабочки надежды, вырванные из твоей груди, из твоего подсознания. Видишь, как они быстро гаснут в моем отчаянии. Твои… счастливые сны, — констатировала Валерия, укрывая бабочек серым песком, но под его покровом ни одна не погасла.

— А ты двуличная. На вид наивная девочка, а сейчас… Коварная женщина, хищник, — сипел Бугимен, щелкая зубами.

— Ты прав, наверное. И очень уставшая, к тому же, — с ледяной выдержкой проговорила Валерия, однако тело ее содрогалось от беспокойства. Что хуже всего, похоже, Бугимен после возвращения из глубокого слоя сна сам так и не вспомнил момент их смерти в древности. Или только его смерти. Валерия старалась не думать о том, как выглядит мертвая она со стороны.

— Отпусти их! Верни! Ведь это не твое! — взмолился, наконец, Король Кошмаров. И две тени, что вечно следовали за ним, взметнулись, исходя мучительными корчами. Их-то и желала уничтожить Валерия, лишить подпитки. Они отравляли его через безумную надежду о забытом, срывали все воспоминания в кривотолки. Кровь и тьма потеряли свои ухмылки.