Ксюша Ангел - Хозяин видений

— Легче? — улыбнулось видение, и я кивнула. Глаза привыкли к темноте, и теперь я могла различать и контур лица, и впалые щеки, и блеск прозрачных глаз. Даже ямочка на подбородке была видна. И почему-то подумалось, что всему виной картина. Словно Эрик с портрета ожил и ходит по ночам.

Но вслух я шепнула лишь:

— Спасибо.

— Ты в гости приехала?

— Что?

Таинственность постепенно рассеивалась, темнота становилась просто темнотой, а очертания тела на картине выделялись четко. Значит, это не призрак. Не видение… Не…

— У скади гостишь?

— Нет, я… Ты вернулся?

— Как видишь, — усмехнулся. Горько. Или показалось?

— Вернулся, — повторила я, но скорее, чтобы убедить себя.

— Кан — совсем не такой, каким я его представлял.

— Знаю, — кивнула. Осторожно пошевелила головой, опасаясь новой порции боли. Но боли не было, лишь недоумение. Белый шум и полное отсутствие мыслей.

Я не ждала Эрика, а он пришел. Зачем? Почему?

— Это мой дом, — ответил он.

— Хватит. Перестань!

— Извини. В кане не приходилось контролировать себя.

Я отстранилась, осторожно встала. Нужно было расстояние, чтобы прийти в себя, осознать, что он… здесь.

— Ты мог уйти куда-то, — тихо сказала я. — Выбрать мир, где тебе было бы хорошо…

Он тоже встал. Большой, надежный. Некто из прошлой жизни, к которой возврата нет. Или есть?

— Я и выбрал.

Темнота залила пространство, но я все равно видела, как горят его глаза. Как пристально, жадно он на меня смотрел. Еще вчера я точно так же смотрела на портрет…

Потянулась к его руке. Истрескавшаяся, горячая кожа. Пальцы вздрогнули, но на прикосновение Эрик не ответил. Конечно, я же… мы…

— Идем. — Я потащила его к выходу.

— Куда?

— Объясню, что я здесь делаю.

В коридоре было светло, я не удержалась и взглянула на Эрика. Высокий. Я и забыла, насколько. Плечи широкие, а белая майка подчеркивает загорелую кожу и рельеф мышц. Волосы по плечам струятся, шелковистые и мягкие. Я еще помнила, насколько они мягкие. И снова хотелось коснуться. Но я развернулась и пошла, Эрик — за мной. И за руку держал, теперь уже крепко, пальцы переплел. А я не хотела, чтобы отпускал.

Но вот она — дверь Тамары, и пришлось расцепить ладони. Я постучала — негромко, чтобы не разбудить Алана. Эрик уперся плечом в стену и не сводил с меня настороженного взгляда. Молчал. И выглядел усталым. Наверное, ему нужно поспать. Возможно, он уснул бы там, рядом со мной, и если бы я не открыла глаза, не испугалась, то проснулась бы утром в его объятиях.

Впрочем, вряд ли он стал бы меня обнимать. После того, что я сказала, сделала. Оттолкнула его. В прозрачных глазах Эрика ворочалась дремлющая злость.

Он не ждал меня здесь. По сути, я здесь лишняя…

Тамара открыла дверь. Заспанная, в розовой пижаме с котятами Китти, она меньше всего походила на грозную воительницу. Но внешность зачастую обманчива.

— Спи! — велела мне с порога. — Пусть будет у меня до утра. А то на тебя уже смотреть страшно — исхудала. Кожа да кости!

— Тома, — сдавленно сказала я. — Смотри.

И распахнула пошире дверь, чтобы она увидела. Она увидела. Глаза округлила, приоткрыла в удивлении рот и несколько секунд молчала, не зная, по-видимому, что сказать. Подалась назад. Поморгала.

А потом резко выпалила:

— Гад ты, Эрик!

Я думала, он разозлится или обидится, но Эрик просто кивнул.

— Согласен. Со всем согласен. И скучал по тебе, кудряшка. Но боюсь, если мы так с каждым скади будем здороваться, я усну в процессе. Устал безумно. Поспать бы пару часов. А завтра ругай хоть целый день.

— Хотелось бы объяснить Эрику, зачем я здесь, — вмешалась я.

— Ах да, это… — Тамара отступила на шаг, давая нам возможность войти.

Полутьма. Рассеянный свет ночника на тумбочке. Голубые рюши на детской кроватке. Алан спал на животе, выпятив попку вверх, и светлые волосы кудрявились на затылке. Щечка смешно смялась, а ямочка на подбородке выделялась еще отчетливее. Пахло молоком и детской присыпкой. Мой мир, моя Вселенная поместилась в колыбельке.

— Это Алан, — шепнула я Эрику, который с удивлением смотрел на младенца.

Эрик несколько секунд разглядывал его, а затем повернулся к Тамаре и выдал гениальное:

— Ты родила ребенка?

— Совсем сбрендил в своем кане?! — возмутилась воительница. — Посмотри на него, это твой сын!

— Мой… — Эрик перевел ошеломленный взгляд на малыша, и тот, словно почувствовав, заворочался. — Но… как?

— Думала, ты большой мальчик и понимаешь, как получаются дети, — съязвила Тома.

Она злилась. Сильно злилась. Уже не на меня, не на Дашу, а на Эрика. Но он, казалось, и вовсе перестал ее замечать. Посмотрел на меня недоверчиво. Затем снова на Алана. И снова на меня.

— Ты поэтому живешь здесь, верно?

Я кивнула. В горле стоял ком, и ответить не получилось — только кивнуть.

Эрик снова посмотрел на Алана. Другим взглядом — изучающим, хищным, голодным. И стоял так минуту или две. Я молчала, а Тамара беззастенчиво зевала, намекая, что ночь на дворе и поспать бы не мешало. Эрик устал. Еле на ногах стоял, но все равно не уходил. Глядел на сына и не моргал.

— Алан… — сказал он, наконец. И повторил, наверное, чтобы закрепить: — Алан. — Повернулся ко мне. — Когда?

— В марте, — сдавленно ответила я.

— Марш отсюда, — недовольно проворчала Тамара. — Разбудите мне ребенка. А ты… — Она пнула Эрика кулаком в плечо. — Отсыпайся, завтра придется выслушать, что я о тебе думаю!

Мы оказались в коридоре. Свет от бра рассеянными полукругами ложился на пол. Одна нога Эрика оказалась в этом полукруге, а другая — в тени. Он молчал и смотрел на меня выжидающе, а мне было неуютно. Я правда хотела спать. И устала. Эрик ждал объяснений, а я…

Что я могла ему объяснить, все же очевидно?

— Давай… не в коридоре, — попросила я, и он кивнул.

— Ты не высыпаешься? Устаешь? — спросил, пока мы шли назад, к спальне. За руки уже не держались, и Эрик казался невероятно далеким, чужим.

— Все мамы устают, — улыбнулась я, стараясь не думать о плохом. — Особенно если они еще и племенем управляют.

— Ты не правительница, — нахмурился он.

Я обернулась у самой двери. Посмотрела на него. Нет, не злится. Устал. И констатирует факт.

— Верно, — кивнула. — Не правительница. Но я научилась притворяться.

Комната в свете сильно отличалась от комнаты в темноте. Таинственность исчезла, а проступил быт с его мелкими деталями. Мне почему-то стало стыдно и за разбросанные на полу игрушки, и за упаковку подгузников, которые я с вечера не убрала в комод, и за распашонки стопкой на стуле. Кресло-качалка, как и детская кроватка, смотрелись в этот раз нелепо в мрачноватой и явно предназначенной мужчине спальне. Я почувствовала себя оккупантом… Теперь, когда вернулся хозяин, на эту комнату у меня не было прав.