Ксюша Ангел - Трудный ребенок

Странное совпадение.

Хотя мы так и не оправились... Никто, кроме Влада. Он, казалось, с легкостью перешагнул через случившееся, в то время как мне не давали спать безымянные могилы соплеменников. Вечерами я подолгу стояла там, на заднем дворе, у припорошенных снегом бугорков. На земле, пропитанной медленно истекавшим из жил убитых атли кеном. Часть меня была закопана с ними, навечно погребена в мерзлой земле.

А Влад продолжал жить.

Странно, но я не осуждала его. Скорее, завидовала. Все бы отдала, чтобы не мучиться от ночных кошмаров и ежедневных угрызений совести. Если бы я не убила Мишеля, Рихар не пришел бы к атли. Впрочем, не факт, что не придет еще кто-нибудь мстить за них обоих. А для этого мне нужно тренироваться использовать свой кен правильно.

Огромный дом почти всегда пустовал. Лина много времени проводила в своей комнате, а Лара вообще мало появлялась. Работала до одури, приходила уставшая и валилась с ног. Наверное, ей было даже тяжелее, чем мне. Атли были ее семьей с детства, они росли вместе, и теперь ее жизнь опустела. Любовь не оправдала ожиданий, практически вся семья погибла, внутри все пропиталось страхом, от которого придется избавляться месяцами. Я понимала защитницу.

Каролина сплетничала, что у Лары появился мужчина среди людей. Я не видела в этом толку – людям не понять нас. А так встречаться – только себя мучить, привязываться к тому, с кем потом вынужден будешь расстаться.

Интересно, как мама жила с отцом?

Врать близкому человеку я не хотела. Уж лучше всю жизнь прожить без мужчины, чем постоянно прятаться и не договаривать.

По ночам мне, если не снилась придуманная хельза, мучили кошмары. В каждом таком сне приходил Рихар, и я пыталась сделать все по-другому. Сразу выйти к нему одна, уехать подальше, чтобы отвести удар от оставшихся в живых, и спасти сестру, ударить сразу и сильно, обратить древнего в пепел. И каждый раз этот сон оканчивался одинаково – я одна среди груды мертвых тел.

Но однажды мне приснился не Рихар. И даже не Глеб.

Искупаться в зной всегда приятно. Горячий песок липнет к мокрому телу, ветер холодит кожу, и она сразу же покрывается мурашками, которые постепенно сходят под солнечными лучами. Здесь всегда хорошо и всегда рядом люди, дарящие уют. Глеб или тот незнакомец, рядом с которым я чувствую себя нужной.

Глеба все нет, но я жду. Знаю, что он придет, и потому улыбаюсь.

Но сегодня все не так – я понимаю это слишком поздно.

Ветер налетает резко, стремительно, а небо затягивает грозовыми тучами. Холодно. Одежда из шифона не греет, только давит и мешает дышать. Вода темнеет, подергивается рябью, и на берег набегает большая волна, обдавая холодом ноги до колен.

Он идет издалека – человек в черной одежде. Я не могу видеть лица – его скрывает глубокий капюшон темного бесформенного одеяния.

Я не боюсь, но чувствую нечто глубокое и темное – оно прячется внутри его жилы. Но это не пугает. Я сильная, могу ударить. Да и он здесь не для того, чтобы угрожать.

Человек приближается, останавливается в нескольких метрах. От него веет холодом, пустотой. И в то же время чем-то близким. Странный контраст. Лица я все еще не вижу, но почему-то знаю: он улыбается.

– Ты хочешь вернуть все, пророчица? – Глухой голос отдается в груди гулким пульсом. – Хочешь вернуть людей, которых любила?

Да-да, хочу!

Пытаюсь закричать, но горло сковывает онемение. Безысходность. Незнакомец смеется, протягивает руку, и я встаю, иду навстречу...

Холодно. Рядом с ним леденеют внутренности, застывают мысли.

Он склоняется и шепчет на ухо:

– В полночь…

Я открыла глаза. На комоде размеренно тикали часы, в окно лился молочно-белый свет полной луны. По-весеннему шелестели листья – природа просыпалась, побуждала жить и радоваться, только меня это совершенно не трогало.

Я встала, убедилась, что Кира спит, ласково погладила дочку по щеке. Только ради нее, только для нее все еще хотелось жить.

Скрестила пальцы на руках и прошептала, обращаясь к человеку из сна:

– Прошу, окажись настоящим!

Уцепилась за его обещание, как за спасательный круг. Разумом понимала, насколько это глупо – убитые охотником хищные не попадают в хельзу. Часть их кена разливается в месте смерти, часть – они забирают с собой. Перерождаются, растворяются в небытии – неизвестно. Возможно, живут в каком-то другом месте.

Человек из сна никак не шел из головы. Естественно, ведь он дал мне надежду на то, что все будет, как раньше. И я вцепилась в эту надежду, как в спасательный круг посреди океана.

Несколько дней колебалась, рассказывать ли Владу, а потом решила, что не стоит. Тем более, в летописях Филиппа ни слова не написано о возвращении хищных из мертвых, исключая редкие и недолгие визиты хельинов. Скорее всего, тот сон был вызван моим подсознанием, которое слишком сильно желало вернуть Глеба.

И я смирилась. Больше ничего подобного мне не снилось, шло время, и видение стиралось из памяти, как случайный кадр – ненужный и алогичный.

Весна сменилась летом – знойным, изнурительным. Днем на улице находиться было невозможно, и мы с Кирой сидели в четырех стенах, иногда общаясь с Линой. Деторожденная страдала любовью к собирательству, и ее комната была заполнена различными вещами: вязаные крючком салфетки, подставки под горячее, фантики от конфет, даже стаканчики Coca Cola, которые одно время массово обменивали на крышки от бутылок. Все эти вещи странным образом уживались в маленькой комнате Лины. Причем, упорядочиться они решительно не хотели, а толпились на полках, тумбочках и даже на полу. Жуть!

Молчаливая и стеснительная Лина на поверку оказалась очень приятной и даже веселой. Впрочем, веселились мы мало – повода не было, но немного сдружились.

В жизни все идет своим чередом: потери, приобретения, счастье, боль и даже сюрпризы.

Иногда, когда было не особо жарко, я любила гулять по городу в полном одиночестве, смотреть на людей, вечно спешащих куда-то, на витрины магазинов, разноцветные авто, и чувствовать себя свободной.

В то утро Липецк, умытый дождем, встретил прохладой и свежестью. Влажный асфальт лоснился лужами, пахло озоном и мокрой пылью. В залитом солнечным светом парке степенно прогуливались парочки и женщины с колясками. Мой обычный маршрут до супермаркета я решила растянуть и немного пройтись. В четырех стенах – пусть эти стены и были хоромами – вдали от цивилизации я ощущала себя медленно деградирующей дамочкой средних лет. А ведь мне только двадцать два!

Чувствовалось, что все сорок, а то и пятьдесят. Прошло больше полугода с момента прихода охотника, надо взять себя в руки, жить дальше. Это был обычный мой аутотренинг, и заканчивался он тоже обычно – депрессией и унынием.