Сьюзен Фанетти - Око Бога (ЛП)

Вали открыл дверь. С тех пор, как Бренна заболела, он всегда стучал, прежде чем войти, так как никогда не был уверен, в каком состоянии может найти ее. В этот раз он не стал.

Он застыл в дверном проеме, увидев свою жену, так тяжело болевшую всего лишь две недели назад. Бренна стояла посреди спальни, в руках у нее был меч, занесенный как будто для удара.

Замерев от неожиданности, Вали все же разглядел, что она была насквозь мокрая от пота, ее одежда для сна стала почти прозрачной и прилипла к ее телу, ее волосы намокли и завитки упали на ее покрасневшее лицо.

Она двинулась первой, опуская меч в сторону и стоя прямо. Ее глаза смотрели на него, не моргая и вызывающе.

Справившись с шоком, Вали шагнул в комнату и закрыл дверь.

— Бренна! Что это?

Он видел, что она дрожит от усталости и едва дышит, но она вела себя так, если бы она не устала. Повернувшись на каблуках, она подошла к столу и взяла ножны. Сунув меч в ножны, Бренна повернулась к Вали, чтобы снова встретиться с ним взглядом, и заговорила.

— Я хочу драться с тобой.

— Нет.

Ее глаза вспыхнули от его категоричного отказа, и ее блестящий правый глаз засветился особенно ярко, целым калейдоскопом цветов.

— Ты думаешь, меня это остановит?

Он думал. Она была не в состоянии сражаться, и он не собирался подвергать ее риску — или позволить ей подвергнуться риску самой. Пересекая комнату, он протянул руку, намереваясь взять ее за руки, но она отступила назад и поставила между ними высокий стул. Вали остановился, и они посмотрели друг на друга почти как враги.

— Бренна, ты не достаточно сильная, чтобы сражаться. Посмотри на себя — ты дрожишь, промокла насквозь, и в этой комнате одна. Как ты собираешься сражаться с вооруженным воином?

— Я могу сражаться, и я буду, — она скрестила руки на груди как капризный ребенок.

Не в силах понять причину ее безрассудства, не понимая, как она может игнорировать очевидную причину, Вали даже не разозлился. Он был слишком потрясен для гнева.

— Это твой аргумент? Ты просто пойдешь сражаться?

— Я не хочу спорить. Я информирую тебя.

— А если мы поедем без тебя? — это было единственное, что он смог придумать, чтобы удержать ее, не привязывая к кровати. Задав вопрос, он уже начал планировать — он поговорит с Леифом, и они уедут в темноте до рассвета.

— Тогда я поеду за вами, — Бренна тяжело вздохнула, и он увидел, как ее лицо исказилось от от боли, которую она попыталась скрыть. — Вали, между нами не будет ссоры. Я присоединяюсь к вашей группе, или я еду в одиночку, но я сражаюсь. Эта месть — моя, и не меньше твоей. Больше.

— И потому ты рискуешь собой, чтобы отомстить?

— Бой — это всегда риск. И боль — всегда цена. У тебя нет голоса в этом вопросе, муж. Я теперь — сосуд только для своей собственной души.

— И тебе нет дела до моей души? Как она будет жить, если я потеряю тебя?

— Я переживаю за тебя так же сильно, как ты за меня. Мы — воины. Наша жизнь — это риск. Я долго была воином до знакомства с тобой. Хотя это правда, я не так сильна, как могла бы быть. Ты ведь знаешь, сила и огонь приходят в праведной борьбе. Этот мужчина забрал у нас кое-что важное. Я не позволю себе отказаться от шанса отомстить ему. Я не позволю тебе забрать у меня этот шанс. Я сражаюсь. С тобой или в одиночку.

Он видел, что она права: между ними не будет ссоры. Никто не выиграет этот бой. Брена приняла решение, и она была упряма и решительна. У него был только один выбор: защищать ее в ее глупости. Любить ту Деву-защитницу, которой она была, и проследить за тем, чтобы она отомстила и выжила, чтобы рассказать историю своей мести.

— Ты не одинока, моя Бренна. И никогда больше не будешь. Если ты не видишь причину, я поддержу тебя в своем безумии.

Он обошел стул и взял ее в руки в свои. Когда он притянул ее к себе — аккуратно, зная, что независимо от ее жестоких слов, ей трудно — она покорно пришла в его объятия, по-прежнему холодная и мокрая от усилий. Он положил подбородок ей на макушку и обнял ее.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — прошептал он.

— И ты меня, — последовал ее ответ.

oOo

В ту ночь Вали проснулся возбужденный и задыхающийся. Бренна лежала на боку рядом с ним, ее рука обвилась вокруг его твердого естества. Они не занимались этим с тех пор, как она была ранена, и теперь он был сильно возбужден. Но Ольга сказала ему, чтобы он держался подальше, пока не придет ее первая нормальная кровь. Вали знал, что у Бренны еще не прекратилось послеродовое кровотечение. Невозможно было жить в одной комнате и не знать этого.

Это была одна из его утренних великих забот: проснется ли она назавтра с кровотечением. Бренна окатила его презрением, когда он спокойно упомянул об этом накануне вечером, и спросила, неужели он считает, что она никогда не воевала во время месячных? Она настаивала, что разницы нет. Он считал по-другому, но ему пришлось оставить этот разговор.

Он многого не знал о внутренней работе тела женщины, и его это устраивало. Его мать была целительницей, и он знал кое-что о лечении ран, но она всегда прогоняла его, когда за помощью приходили женщины.

Ему было всего десять лет, когда она просто не пришла домой. И тогда остались только он и его ужасный отец.

Вали отогнал воспоминания прочь и остановил руку Бренны.

— Нет, любовь моя. Еще слишком рано.

Она подняла глаза и улыбнулась, светлые волосы упали на ее лицо.

— Я не хочу принимать тебя. Я бы доставила тебе удовольствие вот так, если ты позволишь мне.

Чтобы продемонстрировать свои намерения — как будто он мог этого не заметить — она убрала его руку и скользнула своей свободной рукой к вершине, а затем обратно вниз, к его телу, позволяя пальцам задеть растущие там волосы.

Застонав, он убрал волосы с ее лица.

— Тебе не тяжело так лежать?

Она лежала на боку, приподнявшись на локте.

— Нет. Только тянет, но не больно. Ты слишком много волнуешься, — пока она говорила, ее рука двигалась туда-сюда, сжимая и чуть отпуская, как будто доя его.

— Я имею право переживать, — он вздохнул и расслабился, отдаваясь ее рукам.

oOo

Он поднялся раньше Бренны и оделся в сером рассветном сумраке. В душе Вали еще жила крохотная надежда на то, что она может передумать, сейчас, когда настал день отъезда. Но она проснулась, когда он уже собирался покинуть комнату.

— Ты не хотел улизнуть, я надеюсь, — ее голос был легким и дразнящим, но глаза смотрели внимательно

— Конечно, нет, — он подошел к кровати и поцеловал ее в лоб. — Я позабочусь о том, что Фрейю оседлали, и буду ждать тебя.

Он хотел спросить, как она себя чувствует, но знал, что вопрос Бренна воспримет в штыки, поэтому ограничился тем, что оглядел ее — и счел ее вид приемлемым. В течение нескольких дней после смерти их сына цвет лица Бренны был ужасный, страшный, серый. Но в это утро слабый румянец выступил на ее щеке. Он поцеловал ее к щеку и оставил ее готовиться.